Достав пачку купюр, пересчитал их и передал через стол агенту.
— Если разболтаете об этом кому-нибудь, я вышибу вам мозги. Это должно быть ясно как день.
Джонс в мгновение ока спрятал деньги.
— Умеем держать язык за зубами.
Оставшись один, виконт снова подошел к незажженному камину, постоял, глядя в его черную пустоту. Теперь требуется найти нового агента, кого-нибудь, кто не побоится проникнуть в самое сердце наполеоновской Франции.
Нелегкая задача. Но решить ее необходимо.
Оставшиеся утренние часы он уделил собеседованиям с претендентами на место камердинера.
— У нас превосходнейшие рекомендации, — журчал голос одного из них, кругленького человечка по имени Флинт. Свои черные усики он подравнивал в ниточку, а каждое произнесенное слово словно подчеркивал округлым движением наманикюренных пальцев. — Превосходнейшие из возможных.
Себастьян мельком проглядел эти превосходнейшие и почувствовал прилив оптимизма. Среди претендентов, личности которых ничто, кроме посредственности, не отличало, этот человек выглядел обнадеживающе.
— Вижу. Вы, мне кажется, гордитесь своей службой.
— Мы полагаем нашу службу более чем призванием, — ответствовал Флинт, сидя выпрямившись на краешке стула. Для нас заботиться о джентльмене является делом вдохновения. Нам никаких усилий не жаль ради достижения совершенства в этой области. Если у джентльмена слишком тонкие икры, мы подложим в чулки небольшие прокладочки. Если джентльмен стал с годами несколько грузен, мы осторожно порекомендуем ему носить корсет. Если джентльмена постигло несчастье и на пальцах стали расти черные волоски, мы прекрасно справимся с процедурой нанесения горячего воска.
Должно быть, Себастьян не смог удержаться и поморщился во время этой речи, потому что лакей торопливо продолжил:
— Но вижу, ваша милость не нуждается в какой-либо из подобных мер.
— Слава богу.
Лакей склонил голову набок, пристально изучая внешность Себастьяна, и стал в эту минуту похож на старую клячу, выставленную на таттерсаллском рынке.
— Вашей милости, пожалуй, можно пожелать лишь чуточку больше щепетильности при презентации вашей милости. Джентльмены, увлекающиеся спортом, иногда бывают слегка небрежны в одежде, думаем, ваша милость понимает, о чем мы говорим. Несколько дополнительных часов в туалетной по утрам с легкостью исправят положение.
— Несколько дополнительных часов?
Флинт кивнул.
— Не более двух-трех.
Себастьян откинулся в кресле, свел вместе кончики пальцев обеих рук.
— Боюсь, временами мое поведение может показаться эксцентричным. Иногда мне представляется целесообразным надеть платье, приобретенное, например, у старьевщика с Роузмари-лейн. Полагаю, вас это не смущает?
Флинт нервно задвигался.
— Э-э, ваша милость… должно быть, шутит?
— Напротив. Я, как никогда, серьезен.
Последний след натянутой улыбки соискателя увял как раз в тот момент, когда в библиотеку ворвался Том, принеся с собой острый дух прогретых солнцем улиц, разгоряченного бегом мальчишки и неистребимый, мощный запах конских стойл.
— У меня до вас поручение мистера Генри, — выпалил грум, бурно дыша. — Он еще одно убивство открыл и думает, что оно связано с теми двумя джантменами, которых на днях кокнули. Вроде он про того, которого нашли на церковном дворе в Кенте. Помните, в апреле? Его еще выпотрошили, как рыбину, и…
— Боже милостивый! — выдохнул лакей, прижимая к губам снежной белизны платок.
— И мистер Генри, — продолжал взахлеб Том, бросая на соискателя любопытный взгляд, — хочет, чтоб вы с им сегодня туда отправились. Прям утречком.
— Надеюсь, вы извините меня, мистер Флинт… — начал Себастьян, поворачиваясь к кандидату.
Но человечек с усами в ниточку и мягкими белыми ладонями уже исчез.
— Юношу звали Торнтон, — говорил Генри Лавджой, одной рукой придерживая на своей лысой голове круглую шляпу, а другой вцепившись в край соседнего сиденья. — Мистер Николас Торнтон.
Лавджой уже глубоко сожалел о своем решении отправиться в Эйвери, городок в графстве Кент, в экипаже виконта Девлина и в сопровождении его неописуемого грума, расположившегося на запятках. По виду это был настоящий карманный воришка.
Лавджой не принадлежал к числу любителей лошадей, как и не понимал наслаждения от быстрой скачки. Его же спутник с явным восторгом погонял и без того бешено мчавшуюся пару гнедых; вот он выделывает крутой вираж, карета наклоняется, чуть не опрокидывается, потом выправляется, и снова лошадиные копыта оглушительно стучат по дороге, отмеряя милю за милей. Лавджой зажмурился.
— Сколько ему было? — спросил виконт.
Пришлось открыть глаза. Нельзя отрицать, что возница держит упряжку в своей власти. Лавджой чуть ослабил хватку и тяжело перевел дух.
— Всего девятнадцать. Студент богословия в Кембридже. Собирался принять сан, как его отец.
— Церковнослужитель?
Лавджой снова кивнул.
— Отец юноши — ректор, приходский священник церкви Святого Андрея, преподобный Уильям Торнтон.
— Что навело вас на мысль о связи между смертью этого юноши и лондонскими убийствами?
Лавджой сам считал, что сходство, которое он обнаружил, изучая подробности гибели этих жертв, передать словами довольно трудно. Приходский священник, хоть личность гораздо более заметная, чем викарий или простой куратор
[11]
, на общественной сцене не шел ни в какое сравнение с такими столпами общества, как Кармайкл или Стентон.
— Насколько я знаю, труп этого юноши был выпотрошен, а внутренние органы удалены. Помимо этого мне мало что известно. Должен сказать, что убийство молодого Торнтона привлекло гораздо меньше внимания, чем недавние происшествия в Лондоне. Эйвери, в конце концов, расположен довольно далеко от столицы.
— И отец юноши всего-навсего сельский священнослужитель, — добавил виконт.
Лицо Лавджоя хранило бесстрастие деревянного идола.
— Совершенно верно.
Впереди показались белые воротца дорожной заставы. Том затрубил в рожок, Девлин осадил лошадей и стал ожидать, пока из своей будки покажется служитель.
— Так вы говорите, что этого юношу убили в апреле нынешнего года? — продолжал свои расспросы Девлин, когда застава осталась позади.
— Убийство произошло во время пасхальных каникул, когда он приехал навестить отца. В тот день он отправился порыбачить.
