Ни о чем более не задумываясь, Карл принялся за мясо и глазом, кажется, моргнуть не успел, как перед ним уже оказался пустой поднос. Литр пива тоже исчез незаметно. Карл с интересом посмотрел на пустую кружку, потом перевел взгляд на деревянный поднос, на котором остались лишь лужицы застывающего жира и обглоданные кости, и усмехнулся.
«Сколько же ты не ел, Карл? – спросил он себя с добродушным удивлением. – И кто этот тип, который смотрит мне в спину, как будто я должен ему деньги?»
Теперь, когда Карл был сыт и настроение его исправилось, он припомнил, что чужое дыхание на загривке он начал ощущать, еще пробираясь сквозь толпу празднующих Новое Серебро горожан. Однако в тот момент он был слишком занят поисками трактира, чтобы обращать внимание на такую мелочь, как прилипшая к нему чужая тень. И здесь, за столом, всецело поглощенный едой, он снова позволил себе быть беспечным.
Осознав происшедшее, Карл сначала удивился, потому что уже стал забывать то время, когда был способен на такую ошибку, а потом его благодушие как ветром сдуло. То, что он все еще жив, означало, что, либо тень была послана только следить, либо – и это самое вероятное – убийца приблизится к нему, только когда он, отяжелевший после обильной трапезы, выйдет на пустую и темную улицу.
«Великолепно, кавалер! – сказал он себе зло. – Так вы однажды просто забудете проснуться!»
Раздражение против собственной беспечности взбодрило кровь, и Карл решил, что прятаться не будет, но и изображать из себя куропатку не будет тоже. Он встал и, бросив на стол пару монет – более чем достаточно, чтобы расплатиться за мясо и пиво, – пошел к двери. Выходя из трактира, он быстро взглянул на человека, сидевшего за столом на противоположной стороне зала, и снова удивился. Во-первых, этот человек был совершенно не похож на наемного убийцу. Он был слишком велик, и уже поэтому должен бросаться в глаза прохожим и привлекать к себе внимание. К тому же у него слишком выразительное широкое лицо и редкого цвета волосы, темно-каштановые, почти бурые, как шкура лесного медведя. На медведя, пожалуй, он и был похож. Но, мало того, Карл не сомневался, что когда-то где-то уже видел этого человека, и если не мог сейчас вспомнить, при каких обстоятельствах произошла эта встреча, то все-таки определенно знал, что человек этот ему не враг, а скорее даже друг. Однако обо всем этом Карл подумал уже за дверью, шагая по темной улице, прочь от канала.
Впрочем, вечер этот был полон разнообразных, порой неприятных сюрпризов, и, не успев сделать и пяти шагов прочь от оставленного им трактира, Карл неожиданно обнаружил, что дорогу к объятым карнавальным весельем улицам ему преградили трое мужчин в темной одежде, решительные намерения которых были очевидны. В руках все трое держали обнаженные мечи.
Трое? Карл предположил, что в нормальном состоянии, вероятно, смог бы от них отбиться, даже если все они, как один, мастера-мечники. Однако сейчас он был не в лучшей своей форме, вот только бежать ему было некуда – за спиной у Карла находился неизвестно откуда взявшийся канал, – а значит, в любом случае ему предстояло драться.
Трое. Его только смутило присутствие здесь женщины, которая не пряталась за спинами мужчин, как следовало бы быть по правилам, а, напротив, вышла вперед, оставив кавалеров за спиной, как если бы главным бойцом здесь была она, а не они. Закутанная с ног до головы в темный – фиолетовый или лиловый – плащ, она была высока и, по-видимому, стройна. Но об этом Карл мог только догадываться. Ясно он видел только ее бледное лицо, освещенное светом луны, глядевшей в створ улицы за спиной Карла.
Трое и одна. Мысли Карла все еще были медлительны и неповоротливы, но его заинтриговало это необычное построение. Обычно к нему посылали или секундантов, или наемных убийц. Однако на этот раз привычный порядок вещей оказался сломан, и Карл терялся в догадках, кто и почему послал к нему всех этих людей. Впрочем, ревнивый ли это муж или оставленная Карлом любовница, времени на размышления у него все равно не было, и на ходу – так как останавливаться Карл считал ниже своего достоинства – сбросив плащ, он обнажил меч. В следующее мгновение – во всяком случае, у Карла создалось впечатление, что он пропустил всего лишь один удар сердца, – случилось сразу несколько событий и время ускорило свой бег.
Убивец, который обычно был холоден, почти равнодушен и очень редко – в минуты настоящей опасности – возбужден, что не мешало ему передавать через руку Карла чувство уверенности в победе и дружеской поддержки, сейчас был полон гнева и жажды крови. Так понял состояние меча Карл, и это заставило его мгновенно насторожиться, потому что Убивец никогда ничего не делал просто так, и если сейчас его сотрясали волны ненависти, то и у такого его настроя должна иметься причина. Однако додумать и эту быструю, почти мгновенную мысль до конца Карл не успел, потому что, споткнувшись на бегу, вдруг полетел лицом вниз на булыжную мостовую.
Он все еще падал, не успев упасть до конца и не осознав, что с ним случилось, когда легкое покалывание в висках, на которое он обратил внимание только сейчас, сменилось острой болью, как будто два острых кинжала ударили ему в виски и одновременно кисть, смоченная в кипящей крови, прошлась по внутренней поверхности его глаз. И сразу же вслед за этим к Карлу пришло осознание того, что падение вызвано какой-то неведомой силой, мгновенно связавшей его руки и ноги. Что это такое, он увидел, только оказавшись на земле. Упав на руки, Карл обнаружил, что они свободны, но только потому, что неизвестно откуда взявшиеся на его запястьях тяжелые кандалы уже не связывают его рук. Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы увидеть лопнувшую цепь и то, что правая рука, сжимающая меч, освободилась полностью, а кандалы на левой руке стремительно рассыпаются в прах.
Не раздумывая, движимый одной лишь интуицией, Карл упал налево, перекатился на спину, одновременно подтягивая к себе скованные цепью ноги, и ударил по тяжелым ножным кандалам узким клинком меча. Даже Убивец не мог рубить цепи, но то, во что он ударил сейчас, не было железом. Вернее, если это и было железо, то железо, созданное магией, а с магией меч Карла справиться мог. Едва клинок коснулся короткой массивной цепи, стреножившей Карла, как какую-нибудь неразумную лошадь, она вспыхнула на мгновение, объятая ярким фиолетовым сиянием, со звоном лопнула и начала стремительно рассыпаться в прах. Но Карл не стал ждать окончания процесса и немедля вскочил на ноги, оборачиваясь к своим противникам.
Снова сжало виски, но, к своему удивлению, Карл обнаружил, что точно так же, как несколькими секундами раньше, внезапная боль и волна крови, пролившаяся по ту сторону глаз, скорее помогают ему, чем вредят. Сознание очистилось, мышцы наполнились силой и напряглись, и воздух стал удивительно прозрачен и свеж, даря Карлу морозную бодрость и возможность видеть все предельно ясно, как бы далеко от него ни находился предмет его интереса.
Переводя сбитое внезапным падением дыхание, Карл бросил быстрый взгляд на своих врагов и увидел, что они по-прежнему стоят там, где он видел их в последний раз. Только вооруженные мечами мужчины пригнулись, подавшись вперед, как если бы готовились к отражению атаки, а женщина выпрямилась и чуть откинула голову назад. Капюшон с ее головы упал, и Карл увидел, что волосы ее седы. Он рассмотрел теперь и лицо женщины, отмеченное недвусмысленными знаками увядания, но главным на этом лице, несомненно, были широко открытые глаза, полные удивления, граничащего с ужасом. Одновременно Карл почувствовал за спиной свою давешнюю тень, но похожий на медведя человек не спешил к нему подходить и, значит, пока опасен не был. Зато за спинами своих противников Карл уловил краем глаза другую, настоящую тень, тень крадущегося человека, намерения которого ему были пока неясны.
