– Э… – снова сказал Гиди.
– Это приказ, – напомнил старик и снова улыбнулся. – Намекни на нетрадиционные сексуальные отношения, которые связывают его с французским посольством, вот уж он взбеленится!
– А не слишком? – осторожно спросил оторопевший от таких приказов Гиди.
– В самый раз, – усмехнулся Маркус. – Самое то, что нам нужно. А теперь иди, нечего тебе здесь маячить. Не ровен час, газетчики пронюхают, что Холмянский, наконец, сдох, всей сворой набегут. Да, и забери, пожалуйста, мой «майбах» от кафе Реувена.
Гиди молча взял ключи, покачал головой и, так ничего и не сказав, вышел.
«Ну, как я их? – спросил Маркус. – Есть еще порох в пороховницах, как считаешь?»
«Есть», – ответил Зильбер.
«На что ты рассчитываешь?» – по-деловому спросила Клава.
«У Бергера тринадцать мандатов, через два дня будет шестнадцать», – ответил он.
«Теоретически», – поправила его Ольга.
«Гиди трех мандатов не даст». – В голосе Клавы звучал скепсис.
«Правильно, – согласился Маркус. А чего спорить-то, все они правильно сказали. – Но Гиди-то не один, а с Орой, а Ора – это…»
«Фармацевтические заводы Западной Галилеи», – закончил за него Зильбер.
«Именно так, – подтвердил Маркус. – Так что три мандата и ни копейкой меньше. Итого шестнадцать, а теория, Клавочка, в нашей стране легко становится практикой. Когда Петербург опубликует данные о сделке на покупку французских эсминцев, кое-кто из министров пойдет под суд, и выборы могут оказаться вопросом краткосрочной перспективы».
«Ну ты и жук!» – с уважением в голосе пропела Клава.
«Твой муж это уже говорил, – ответил ей Маркус. – И я с ним согласился. Я – жук, Клава, я старый навозный жук, но во главе правительства мне сейчас нужен Бергер, у которого есть не только эго и яйца, но и голова на плечах, а не этот обормот Гури. Теперь понимаешь, почему мне нужен Миша?»
В дверь постучали.
– Открыто, – буркнул Маркус и повернулся лицом к входящему Месропу.
– Вот, – сказал хозяин лавки, протягивая Маркусу заклеенный пакет из жесткой коричневой бумаги. – Ваша книга, Маркус.
– Спасибо, – кивнул старик и взял пакет в руки. – Приехали?
– Да.
– Ну пошли тогда, что ли?
– Они предлагают носилки… – извиняющимся тоном сказал Месроп.
– Обойдутся, – огрызнулся Маркус и встал. Ноги дрожали, но все-таки держали. – Пошли.
Через сорок минут он был уже в Шаарей Цедек, а еще через полчаса, переодевшись в пижаму, лежал в постели. До ночи было много времени, и он позволил Вайсу и его подручным делать с ним все, что они хотят. Кардиограмма, анализы, общий осмотр… Никто не услышал от него ни жалобы, ни стона. Его здоровье было сейчас оружием, и не тот человек генерал-лейтенант Мордехай Холмянский, чтобы отказаться от оружия, которое могло понадобиться ему в бою. А на войне как на войне. Все в дело идет.
После обеда его оставили в покое, и он смог спокойно поспать, проснувшись, как по заказу, только к ужину, затем, чтобы поесть и заснуть снова. В следующий раз он проснулся уже ночью. Часы показывали без четверти час, и, значит, наступало время действовать. Чувствовал он себя сейчас гораздо лучше – почти как утром накануне – но все-таки Маркус решил «не форсировать события». Он медленно и осторожно слез с кровати, вдел ноги в шлепанцы, привезенные вместе с другими необходимыми в больнице вещами его домработницей еще тогда, когда профессор Вайс вдумчиво изучал все, что осталось от его организма, и пошел мыться. Он долго чистил свои вставные челюсти, мыл с мылом лицо, причесывал жидкие седые волосы, но часы все равно отказывались «поспешить», и когда Маркус вернулся в палату, до часа ночи оставалось еще три минуты.
Постояв немного в размышлении, он все-таки решил произвести рекогносцировку и вышел в коридор. Здесь было тихо и пустынно, свет приглушен, но где-то в районе сестринского поста – справа по коридору – слышались тихие голоса. Туда он и поплелся.
– А если не спит? – спросил знакомый баритон.
– Да он все время спит, – ответила женщина, вероятно, дежурная сестра. – Как привезли и уложили, так все время и спит.
– Вообще-то на него не похоже.
– Ой, генерал, – возразила женщина. – У него же приступ был. А лекарств, знаете, сколько в него влили? Спит, конечно, и хорошо, что спит. В его состоянии лучше спать.
– А рав Шулем?
– Нет, рав Дефриз точно не спит. Его же только что привезли, но вас к нему не пустят. Его сам профессор Вайс осматривает. Специально из дома приехал.
Макс наконец достиг поста и увидел медсестру, развлекавшую разговорами Дова Зильбера.
Генералу в отставке Дову Зильберу было шестьдесят три года, и он был очень похож на своего отца. Во всяком случае, чертами лица, общим абрисом фигуры – вылитый Эммануил. Такой же невысокий, но крепкий, ширококостный и широкоплечий, но вот глаза и волосы у Миши
[64]
были Клавины. Синие внимательные глаза и чуть тронутые поздней сединой коротко стриженные волосы цвета зрелой пшеницы.
«Вообще-то я звал его к четырем, – недовольно подумал Маркус. – Но лучше раньше, чем позже. Тем более что время есть».
– Доброй ночи! – сказал он вслух. – Ты чего здесь забыл, Зильбер?
Зильбер посмотрел на Маркуса и откровенно усмехнулся.
– Да вот, сказали, что ты помирать собрался, я и решил подсуетиться. Вдруг наследство какое оставишь.
Он шагнул к старику и обнял, прижавшись щекой к его щеке. И тихо спросил:
– Ну как ты, Маркус?
– Да нормально, не волнуйся, – успокоил его Маркус. – Пошли ко мне, поболтаем, раз уж пришел.
– Он посидит у меня немного, хорошо? – сказал Маркус сестре, не столько спрашивая у нее разрешения, сколько информируя о своих намерениях.
– Да уж, сидите, – улыбнулась женщина. – Только недолго и тихо.
– Как скажете, – кивнул Маркус и потащил Зильбера за собой. – Чего так рано пришел? – спросил он, когда они удалились от сестринского поста на достаточное расстояние. – Я же просил в четыре.
– Ты просил, – согласился Зильбер. – А в восьмичасовых новостях первым делом сообщили, что Мордехай Холмянский… тэ-тэ-тэ и тэ-тэ-тэ госпитализирован в тяжелом состоянии, и врачи опасаются за его жизнь. Что я должен был думать?
– Не дождутся, – усмехнулся старик, открывая дверь своей палаты и пропуская Зильбера вперед. – Проходи. Садись вот в кресло. Поговорим.
– Поговорим, – согласился Зильбер и, пройдя в глубину палаты, сел в кресло. – Чем обязан? Только, если будешь уговаривать идти в политику, сразу предупреждаю: зря. Я еще ничего не решил.
