Было около трех; когда он вывернул на Кайзерграхт. Неожиданно выглянувшее солнце осветило канал и дома, выстроившиеся по обеим его сторонам плотными, но неровными шеренгами. Канал плавно уходил влево, и отель Зильбера оказался на хорошо видимом ему повороте канала, на высшей точке изгиба. Там, метрах в двухстах от Мони, на противоположной от него стороне канала видна была одинокая женская фигура. Женщина стояла, облокотившись о парапет и смотрела в воду. Порыв ветра всплеснул вдруг подолом ее длинной юбки, спускавшейся из-под короткого пальто, и поднял в воздух нимб золотых волос над ее головой. Зильбер задохнулся от мгновенного узнавания, и сам не заметил, как ускорил шаги. Он пролетел через горбатый мостик и пошел вдоль канала прямо к ней. И в этот момент она обернулась и посмотрела на него.
* * *
Клава смотрела на воду. В воде играли солнечные блики. Они завораживали, гипнотизировали, но вдруг… она почувствовала на себе взгляд – так истребитель чувствует иногда направленное на него внимание чужого стрелка – и подняла голову, безошибочно находя взглядом коренастую фигуру Янычара, идущего к ней.
* * *
– Здравствуй.
– Здравствуй, Янычар.
– Янычар?
– Я тебя так зову.
– Вообще-то меня зовут Эма, это…
– Я знаю. Эммануил Зильбер.
– К вашим услугам, сударыня.
– Почему ты меня не искал?
– Я тебя уже один раз нашел… Мало не показалось!
– Ну, я тебя тоже завалила однажды.
– Позиция сзади для женщины противоестественна.
– А для мужчины, значит, в самый раз?
– У нас на Востоке…
– А у нас на Севере предпочитают лицом к лицу.
– Я разве возражаю? Я не против.
– Почему ты меня не искал?
– А зачем?
– В самом деле зачем… Ты спас мою задницу, вылетел из армии, болтаешься в Амстердаме…
– Ну не задницу, положим. Хотя, может, и задницу… Черт его знает, Селим-пашу, что он предпочитает. А откуда ты, собственно…
– Знаю.
– Откуда?
– Вайс рассказал.
– Вот оно как! Вайс. Он много чего может нарассказать.
– Не беспокойся. Он мне все, что надо, рассказал.
– И где же ты сцапала Вайса?
– Не увиливай, Зильбер. Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Хочу… но не могу. Не умею.
– А вот я умею. Я люблю тебя, Зильбер. Я. Тебя. Люблю.
– Если ты это потому, что…
– Предупреждаю, еще одно слово, и я тебя ударю.
– Молчу!
– Нет, говори!
– Но ты же сама…
– Зильбер, мне что, клещами из тебя вытягивать? Будь мужчиной! Ты же истребитель!
– Да какой я теперь истребитель? Так, название одно. Я и не живой вовсе… Я, Клава, не живу… не жил все это время… Без тебя… не жил.
Он шагнул к ней, неловко взмахнув руками, как бы и не зная, что с ними делать, но все-таки решился, положил их ей на плечи и, уже решительно сжав их, притянул Клаву к себе, нашел ее губы и поцеловал».
Зильбер закрыл книгу и посмотрел на Маркуса. Маркус ждал. Что говорить? Все, что можно и нужно, давно уже сказано. Теперь очередь за Мишей, вот пусть и говорит.
– Почему они никогда об этом не рассказывали?
– Вот уж не знаю, – пожал плечами Маркус. – Я их об этом не спрашивал, а сами они не говорили.
– Зачем тебе надо, чтобы я пошел с Бергером? – спросил Зильбер.
– Надо, – хмуро ответил старик. – Не могу я тебе пока сказать, вот в чем дело. Одно скажу: грядут трудные времена, которые потребуют от нас, от вас, – поправился он, – непростых решений. И я хотел бы, чтобы тогда у власти здесь оказались спокойные и ответственные люди, способные принимать трудные решения и не впадать в панику по пустякам.
– А когда я узнаю подробности?
– Скоро, – пообещал Маркус. – Если вдруг не успею лично или не смогу, получишь письмо. Слово.
– Хорошо, – кивнул Зильбер. – Считай, что уговорил. Когда ты хочешь, чтобы я выступил?
– Подожди пару дней, – усмехнулся Маркус. – Сам увидишь.
– Книжку я оставлю себе?
– Конечно.
– Спасибо, Маркус. Не болей. – Зильбер встал и, поклонившись, вышел из палаты.
«Доволен?» – спросила Клава.
«Доволен не доволен, – отмахнулся Маркус. – Дело-то не во мне, неужели не понимаешь?»
«Без пяти два, – сказала в ответ Клава. – Тебе пора идти».
«Спасибо, – подумал он, вставая и выходя в коридор. – Спасибо».
Глава 6
ПО-РОДСТВЕННОМУ
– Здравствуй, Шулем, – сказал Маркус, без стука входя в третью палату.
– Здравствуй, – без особого энтузиазма в голосе откликнулся раввин, который поджидал гостя, сидя в кресле. – Садись, раз пришел.
Напротив кресла, в котором расположился седобородый старик Шулем, демонстративно был поставлен простой стул, наверняка принесенный сюда из коридора.
«Ну-ну, – усмехнулся Маркус, опускаясь на стул. – Дистанцию выстраиваешь? Как маленький, честное слово».
– Тебе сколько лет, Шулем? – спросил он, с интересом рассматривая старого раввина.
– Семьдесят шесть, – подозрительно взглянув на Маркуса из-под густых седых бровей, ответил Шулем.
«Мальчишка», – решил Маркус.
– Итак? – спросил он вслух.
– Что – итак? – удивленно поднял брови Шулем. – Это ты хотел говорить, а не я.
На «я» Шулем поставил ударение.
– Я, я, – усмехнулся Маркус. – Просил, умолял, а ты – добренький, согласился, и вот я пришел.
– Или говори, что хотел, или уходи. – Шулем явно не был расположен шутить. Он вообще был сейчас какой-то не такой необычно хмурый, нахохлившийся… Напряженный?
«Пожалуй», – решил Маркус.
– Шулем, – сказал он вкрадчиво. – Ты что же, думаешь, это было случайное совпадение? Так вот, не надейся. Не совпадение. Я просил тебе передать, что приду говорить о главном.
– О главном, – повторил Маркус. – А иначе бы ты здесь никогда не появился. Ведь так?
– Ты?..
Ну что сказать? Сказать, что рав Шулем был удивлен, это, почитай, ничего не сказать. Он был потрясен. Вот как это называется. Потрясен.
– Да, Шулем, я. – Маркус не смог скрыть сарказма. Да и не хотел, если честно. – Я.
