Дело тут было в одном, случившемся много лет назад, разговоре, раз и навсегда установившем между ними, Левичевым и Урванцевым, ту систему отношений, которую Кирилл разрушать не хотел, потому что ценил больше наград и поощреций по службе. А складываться эта система отношений начала тогда, когда, пройдя нешуточный отбор и выдержав на «отлично» все экзамены и тесты, новоиспеченный курсант Красноярского Высшего командного училища ВОСНАЗ Кирилл Урванцев был вызван в кабинет начальника училища комбрига Огаянца. Войдя в кабинет начальника и вполне грамотно – с детства все-таки вдалбливали – доложив о своем прибытии, Кирилл обнаружил перед собой вместо одного комбрига целых двух, один из которых, судя по черным курчавым волосам и большому носу, был Огаянцем (Урванцев его еще не видел), а второй – тоже, естественно, незнакомый – был крупным мужиком, хоть сейчас пиши с него портрет русского крестьянина-богатыря, и носил на могучей груди целых четыре ордена Красного Знамени да еще и «Октябрьскую революцию», что в мирное время было ну очень большой редкостью.
– Здравствуйте, Кирилл, – сказал Огаянц, – присаживайтесь. Вот, товарищ комбриг хочет с вами поговорить.
– Левичев, – протянул руку богатырь. – Петр Леонидович.
– Курсант Урванцев, – пожимая сильную руку, еще раз представился Кирилл.
– Отставить формальности, – усмехнулся Левичев. – Садитесь. Я, собственно, из любопытства вас вызвал. Просто интересно.
Левичев нарочито окинул Кирилла оценивающим взглядом и удовлетворенно кивнул.
– Вы ведь из Питера, Кирилл, не так ли? – спросил он, хотя для этого не нужно было вызывать Урванцева в кабинет начальника училища. Но вопрос был задан, следовало отвечать.
– Так точно, – коротко ответил Кирилл.
– Далеко же вас занесло, – усмехнулся Левичев.
– Я хочу служить в ВОСНАЗ, – объяснил Урванцев, уже понимая, куда клонит комбриг.
– Так у вас же там рукой подать до Гельсингфорса, почему не туда?
Урванцев обратил внимание, что Левичев использовал старое название Рейснер,
[90]
как было принято в Петрограде, но больше, кажется, нигде в большом СССР.
– Я морпехов уважаю, – сказал он вслух. – Но служить хочу в ВОСНАЗ.
– А фамилию почему сменили? – без перехода спросил комбриг.
Ну что тут скажешь?! И захочешь утаить, не дадут. Все ведь где надо записано, и не один раз.
– При получении паспорта я принял фамилию матери, – уклончиво ответил Кирилл.
– А отец ваш, Григорий Павлович, чем провинился? – снова усмехнувшись, спросил Левичев.
– А мать моя, Галина Дмитриевна, чем провинилась? – вопросом на вопрос ответил Кирилл.
– Значит, вы, Кирилл, так за равенство полов боретесь?
– А что, нельзя?
– Можно, – миролюбиво улыбнулся комбриг. – Особенно если бы вы пошли по академической линии. Дед профессор, бабка – член-корреспондент, дядя снова профессор. Целый Ученый совет…
– Товарищ комбриг, – сказал налившийся гневом Кирилл. – Вы же все хорошо понимаете, зачем тогда спрашиваете?
– Хочу услышать из ваших собственных уст, товарищ курсант.
– Товарищ комбриг, – переведя дыхание, тихо сказал Кирилл. – Я еще тогда знал, что поеду в Красноярск. И мне очень не хотелось, чтобы кто-нибудь подумал, что я попал в училище по протекции.
– Значит, от деда не отказываетесь, я правильно понимаю? – чуть сузил глаза комбриг.
«Ну что он в самом деле!» – возмутился в душе Кирилл.
И действительно, чего хотел от него этот комбриг? Чтобы он, Кирилл, поступил в училище, носящее имя его собственного деда, под отцовской, то есть той же самой, дедовской, фамилией? Да еще, если деда ему мало, так ведь в этом городе одна улица носит имя его, Кирилла, прадеда, а другая – прабабки, в этих краях как раз и погибшей в Гражданскую. И все они, как нетрудно догадаться, носили одну и ту же фамилию.
– А зачем мне от него отказываться? – удивился Кирилл. – Я его люблю, то есть любил, конечно.
– Добре, – улыбнулся комбриг. – Это, собственно, все, что я хотел узнать, Кирилл Григорьевич. Учитесь, служите и оставайтесь таким же, как сейчас. Ну, вы меня поняли, не так ли?
Вот с этого разговора все вообще-то и началось. И из-за такого, казалось бы, пустяка, идею обратиться к наркому через голову собственного начальника Урванцев убил на корню и, поднимаясь на третий этаж, где находился кабинет начальника Управления ВОСНАЗ комкора Левичева, приготовился принять свою судьбу «эз из».
[91]
– Здравствуйте, Петр Леонидович, – сказал Урванцев, входя в кабинет Левичева. – Вызывали?
– Здравствуй, Кирилл Григорьевич, – ответил Левичев и встал навстречу Кириллу из-за стола. – Вызывал. Тут, понимаешь, дельце хитрое образовалось. Как на тебя сшито… Но прежде познакомься.
С обеих сторон приставного стола для заседаний встали двое военных, присутствие которых Урванцева насторожило, как только он их увидел, войдя в кабинет Левичева.
– Гуревич, – представился немолодой уже, высокий и худой, как щепка, дивинженер. – Михаил Аркадьевич.
– Зиберт, – в свою очередь назвался среднего возраста и роста, чуть полноватый блондин в звании старшего майора ОГПУ. – Отто Карлович.
– Урванцев Кирилл Григорьевич, – завершил процедуру представления Кирилл, уже понявший, что, о чем бы ни пошла теперь речь, к его предполагаемой отставке это отношения не имеет. А вот к чему это имеет отношение, ему в тот момент и в голову прийти не могло, потому что…
«Потому что бред», – усмехнулся в душе Урванцев и поднял руку, подзывая официанта.
– Еще пятьдесят граммов «Хеннесси», – попросил он на ломаном английском. – И двойной кофе.
Глава 8
ТЕНИ В РАЮ
– Доброе утро, Пауль. – Урванцев обернулся, услышав этот голос, и вполне искренне улыбнулся «величественно» выплывавшей из лифта Клаудии. Высокая смуглая красавица с чрезвычайно, но гармонично развитыми формами ему нравилась. Впрочем, то, что она не могла не понравиться мужчине, который еще не забыл, кто он есть, было не странно. Однако Клаудиа была Урванцеву еще и симпатична как человек, хотя и относилась – по своему происхождению и образу жизни – к категории «классовых врагов».
– Доброе утро, Клаудиа, – шутливо поклонился он. – Что это вы так рано?
– Хочу искупаться в море, пока не стало слишком жарко. – Она была дивно хороша и фантастически естественна. Вероятно, немало итальянских кутюрье многое бы отдали за то, чтобы она хоть разок показала публике их платья, но – увы – им оставалось об этом только мечтать. Такие «ленивые» львицы, как Клаудиа Йёю, имеющие к тому же достаточно денег, чтобы не помнить об их существовании, в платьях от кутюр ходят каждый день, но не на подиуме.
