"А что, если и в самом деле?" – Мысль эта Реутову вовсе не понравилась, так как слез он от Лили ожидал в последнюю очередь. Скорее уж от себя. Однако, судя по всему, он ее просто плохо знал, или ситуация была еще хуже, чем они предполагали. Но куда уж хуже того, что случилось сегодня с ними самими, Вадим просто вообразить не мог. Фантазии не хватало.
– В посольство нам нельзя, – сказала Лили, устраиваясь на заднем сиденье рядом с Полиной. – И вообще ни к одному аргентинскому представительству не приближаться. Поехали!
– А теперь поподробнее, пожалуйста, – попросил Давид, трогая с места.
– Посольство обложено, – сообщила Лилиан, закуривая. Голос ее не дрожал, но звучал напряженно. – Нас там ждут, – она замолчала на мгновение, затягиваясь, выдохнула дым и продолжила тем же несколько искусственным тоном. – Я связалась с Робертом.
– Правильно сделала, – кивнул Давид, не оборачиваясь. Вот его голос, как тут же отметил Вадим, ничуть не изменился.
– Роберт сказал буквально следующее. Нами, тобой и мной, интересуются не только русские. Поэтому в Буэнос-Айрес нам, в любом случае, пока нельзя. Он сказал, ситуация странная. И это ему очень не нравится. Мне, честно говоря, тоже. Роберт сейчас пытается выяснить, что происходит, но никто ничего не знает, или не хочет говорить.
– Так и сказал? – Давид спрашивал таким тоном, как если бы разговор шел о сущих пустяках, однако проехал мимо указателя на Старую Руссу, и Реутов, заметивший его оплошность, решил деликатно Казареева поправить.
– Ты проскочил поворот, – сказал он максимально нейтральным тоном. – Но не страшно, развернешься…
– Так и…– одновременно с ним начала Лили.
– Нам надо заскочить в одно место, – перебил их обоих Давид. – А оттуда уже прямиком на Руссу.
– Что за место? – Удивился Реутов, на мгновение даже забыв, о каких ужасах рассказывала Лилиан.
– Увидишь, – отмахнулся Казареев. – Что он еще сказал?
– Сказал, что попытается открыть нам "окно" в Персию, или в Орду, но это требует времени. А пока рекомендовал держаться подальше от официальных представительств, даже если мы смогли бы прорвать блокаду.
– Понятно, – Давид расстроенным не казался, и Реутов подумал, что или Казареев чего-то в этом роде и ожидал, или им всем, и ему в первую очередь, надо учиться у отставного морского пехотинца самообладанию. Сам бы он, пожалуй, так говорить сейчас не смог.
– Что-то еще? – Между тем, поинтересовался Давид.
– Да, – подтвердила Лилиан. – Он предложил проверить рессоры.
– Рессоры в порядке, – хмыкнул Давид, а ничего не понявший в этой части разговора, Вадим обратил внимание, что они опять оказались в районе сортировочной станции.
– А перевести можно? – Спросил он, раздражаясь в душе на этих хреновых конспираторов.
– Можно и перевести, – как ни в чем, ни бывало, откликнулся Давид, въезжая в лабиринт улиц, образованных складскими помещениями, гаражами и какими-то отнюдь не процветающими, если судить по их вывескам и проржавевшим металлическим щитам, которыми были закрыты на ночь их двери и окна, конторами и магазинами. – У нас в запасе есть несколько нелегальных контактов. Сам понимаешь, большой бизнес. И один из этих контактов я как раз сегодня задействовал. Как в воду глядел. А Роберт… Роберт – мой заместитель. Я уехал, а он остался на хозяйстве. Вот!
Давид остановил машину около какого-то убого на вид здания, весь первый этаж которого занимал, уже закрытый на ночь, как и абсолютное большинство других "бизнесов", гараж. Улица была совершенно пуста и плохо освещена, особенно в той ее части, где они сейчас находились, но Реутов все-таки смог прочесть слова, выведенные глаголицей на вывеске в форме арки:
"Гостята Титов и сыновья. Ремонт и замена дизельных движителей".
– Вадим, – сказал Казареев, открывая дверь машины со своей стороны. – Помоги, пожалуйста.
– О чем речь, – Вадим не знал, какая помощь требуется Давиду, но раз тот попросил, значит, надо.
Он вылез из машины и подошел вместе с Казареевым к железным воротам, закрывавшим широкую и высокую арку, ведущую, по всей видимости, во двор. Кирпичный дом, покрытый когда-то белой, но потерявшей за долгие годы без ремонта свой первоначальный цвет и облупившейся во многих местах штукатуркой, был построен явно не позже тридцатых годов. Реутов такие здания видел во многих русских городах. Да и в Петрове – особенно, по окраинам – таких квадратных домов с просторным двором, окруженным с четырех сторон главным корпусом и флигелями, в те годы было построено множество.
Между тем, Казареев достал из кармана ключи, по-хозяйски отпер огромный амбарный замок с цепью, намертво связывавшей створки железных ворот, и повернулся к Реутову:
– Ну, взялись!
Вадим не очень хорошо понимал, что и зачем они делают, но от комментариев воздержался, и, пожав плечами, взялся за створку со своей стороны. Открывались ворота тяжело и со скрипом, но особо серьезных затруднений, если не считать, конечно, шума на безлюдной ночной улице, не доставили. А шума им, судя по всему, бояться, не следовало. Не кому было – здесь и сейчас – реагировать на скрип и стон ржавых петель. То ли сторожей в этой части улицы не было вовсе, то ли те на такую ерунду внимания не обращали.
За воротами было темно, но Казареев нашел на стене справа от входа прикрепленный на уровне человеческого роста железный ящик, открыл его, и, покопавшись, подсвечивая себе зажигалкой, с минуту внутри, что-то такое там сделал, отчего под аркой сразу же загорелся свет. Прямо перед ними, в широком проезде, ведущем во двор, стоял какой-то грязно-серый и, как сразу показалось Реутову, сильно потрепанный жизнью Дончак 85-го года.
– Давай, – сказал Давид, кивая на автомобиль. – Залезай и выводи на улицу, а я заведу сюда нашу. Ключи на сидении.
Теперь смысл происходящего стал, наконец, Реутову понятен, но способ, каким они обзавелись новой машиной, заставлял вспомнить о любезных его сердцу и душе "мужских сказках" Локшина. Получался настоящий "шпиёнский" роман. Однако насколько этот "роман" действительно шпионский, Реутов понял только тогда, когда угнанная Давидом машина была заведена на место Дончака, со всей тщательностью протерта изнутри и снаружи грязной ветошью, найденной тут же во дворе гаража, заставленном разнообразными машинами, свет под аркой выключен, ворота заперты, а занявший место рядом с Вадимом Давид довольным голосом сказал:
– Вот теперь поехали в Руссу.
Реутов на это ничего не ответил, только нажал на газ, а Давид залез в бардачок и достал оттуда бумажный пакет.
– Так, – сказал он, вываливая на колени содержимое пакета. – Деньги у нас, конечно, есть, но наличность, как я понимаю, не повредит. А вот и документы…
Что за нелегальный контакт имелся у отставного генерала аргентинской морской пехоты в столице Русского каганата, Реутов мог только гадать – Давид на эту тему распространяться не стал, Лили тоже – но факт, что помощь он оказал, во-первых, оперативно, а, во-вторых, именно ту, которая в сложившихся обстоятельствах была им более всего необходима. Нелегалам, а Вадим уже почти смирился с тем, что нежданно-негаданно превратился именно в нелегала – нужны транспорт, деньги и документы. И еще, как ни противно было об этом думать, им нужно оружие. Все это они, благодаря Давиду и его "нелегальному контакту" и получили. В пакете, оставленном анонимным доброжелателем в бардачке машины, оказались два паспорта – Мурата Ахмаровича Гинатулина и Инги Густавовны Норейко – но, что характерно, с фотографиями Давида и Лилиан, десять тысяч рублей в пятидесяти– и сторублевых потертых от употребления купюрах и, разумеется, документы на Дончак, который, как быстро выяснилось, только выглядел потрепанным, однако летел по пустынным ночным дорогам, как "молодой". А на заднем сидении, где разместились сейчас Полина и Лилиан, для них был оставлен большой туристский рюкзак, в котором нашлись, конечно, и незаменимые в дороге литровый термос и набор для пикника, и прочие нужные, а то и необходимые "путешественникам" вещи, вроде мощного фонаря или туристского топорика. Однако этим дело не ограничилось. В рюкзаке оказались и два маленьких, выглядевших едва ли не игрушечными, автомата, вроде тех, которые Реутов уже видел сегодня в деле, и несколько пистолетов.
