«Отчего?»
Хороший вопрос, но ответы на него неочевидны. Можно сказать, что «все Божий промысел», или сослаться на великий и непостижимый — в своей сложности — механизм природы… Или просто задуматься, поскольку тут есть о чем подумать умному человеку. Сандер и думал, но ни к каким рациональным или иррациональным выводам пока не пришел. Да и возможности «обстоятельно обсудить с умным человеком» сложившуюся ситуацию пока не представилось.
Они вышли в дорогу — как он и хотел — двенадцатого листобоя, и действительно смогли отплыть из Малого Перехода вверх по течению Изера уже на следующий день. Не на имперской галере, положим, а на старой барке торговца шерстью, но тринадцатого они были уже в пути. Таким образом, темп продвижения, каким Сандер Керст видел его своим мысленным взором, не мог не обнадеживать: они споро продвигались вперед.
Шестнадцатого, достигнув высшей южной точки, какую они могли себе позволить, путешественники высадились в Сельце и уже на следующий день углубились в малообжитые районы Сурского королевства. Их путь лежал теперь на запад к Королевским Перстням — цепи из пяти заросших хвойным лесом скалистых холмов, за которыми начиналась Граница.
«Что ж, всего десять дней…»
Следовало признать, что это лучший результат из тех, что он мог себе вообразить: прошло всего десять дней, а они уже находятся на западном склоне Бирюзы — третьего из пяти Королевских Перстней, и значит, завтра к полудню они проникнут в пределы Границы. Лошади целы, припасов в достатке, и все здоровы, целы и невредимы, что уже совсем немало.
«Совсем не плохо, — рассудил он, — и погода…»
Погода благоприятствовала, беспокоили люди: Сандер Керст считал себя неплохим физиономистом, но полагаться на неизвестных ему лично людей не привык.
«Что-то всегда происходит впервые…» — так говорил его благородный отец. Так сказала на Осеннем балу дама-наставница. Но в нынешней ситуации заемная мудрость Сандера не утешала.
«Она?»
Тина его разочаровала. Отнюдь не красива, как хотелось бы, недостаточно женственна и как-то непривычно разумна. Не по-детски, но и не по-женски.
«Вещь в себе…»
Его странно тревожили ее рост, цвет волос и строение лица.
«Высокая… для женщины, пожалуй, излишне высокая…»
И ведь ей всего семнадцать… Сандер никак не мог вспомнить, растут ли девушки после семнадцати. А что, как растут? Впрочем, если она вымахает ростом с него или ди Крея, кому до этого дело? Это будет уже не его забота. Или все-таки его? Сандер представил, что ухаживает за женщиной одного с ним роста…
«Ну, если ее формы будут соответствовать росту…»
Сомнительно. Девушка больше похожа на мальчика, узкобедрая, плоская… стройная…
«Она рыжая!»
Рыжие в Ландскруне встречались нечасто, и отношение к ним было скорее настороженное, чем нейтральное. Но с другой стороны, цвет ее волос можно было бы назвать темно-каштановым, если бы они не были так тусклы. И еще эти высокие скулы и прямо-таки раскосые охряного цвета глаза… Словно у зверя, у волчицы или рыси…
«Нет, не красавица. Скорее, наоборот…»
Однако хорошо уже то, что не жеманничает, не причитает и не стонет, идет наравне со всеми и, кажется, обладает достаточными для успеха дела волей и последовательностью.
«Ну, что ж…»
К сожалению, в дорогу пришлось взять и компаньонку. С одной стороны, хорошо — ему не нужны были лишние слухи, но с другой стороны… По первому впечатлению, дама-наставница Адель аллер’Рипп была тем, кем была: старшей дамой-наставницей сиротского приюта под патронажем ее высочества княгини Альской. Но возникал вопрос, с чего бы ей отправляться в столь сомнительное во всех отношениях путешествие с одной из своих воспитанниц? Не самой красивой, не самой многообещающей… В общем, не такой, как Теа Альфен и Дитта Ворм. Искренняя забота о несчастной сиротке? Возможно. Сандер не исключал наличия у некоторых людей исключительно развитых душевных качеств. Альтруизма, например. Однако в штате училища «Дев-Компаньонок» значились еще несколько женщин, которых Ада вполне могла послать с Тиной, не подвергая опасности девичью репутацию и не обременяя себя необходимостью идти через опасное бездорожье Старых Графств. Тем не менее она отправилась с ними лично, и здесь Сандера ожидали некоторые тревожные открытия.
Начать с того, что, сойдя с Барки в Старой Мельнице, Адель аллер’Рипп совершенно преобразилась. Она оделась в мужской дорожный костюм, практичный, удобный и сшитый не без вкуса специально на ее фигуру. Поскольку отъезд их из Аля был стремителен, чтобы не выразиться грубее, предполагать следовало, что штаны, камзол и сапоги, так же как рубашка, колет, плащ и шляпа ожидали своего часа в гардеробе дамы-наставницы, а это намекало на нечто настолько замысловатое, что разумению пока не поддавалось. Тут скорее требовалась информированность, чем догадливость, вот в чем штука. Впрочем, бог с ним, с мужским костюмом! Но вдобавок ко всему прочему дама-наставница несла на бедре внушительных размеров меч наемника — кошкодер,
[5]
а в ее багаже имелись два свертка, подозрительно похожие на хорошо упакованные лютню и арбалет.
«Что, черт возьми, она себе воображает?!»
Но гораздо интереснее было бы узнать, что это означает и с чем его едят…
4
Ночь выдалась ясная и холодная. На небе ни облачка, и, стоя за линией костров, легко разглядеть невооруженным глазом едва ли не половину звезд из каталога Боргхарта. Однако Виктор предпочел остаться в гроте. Здесь было куда теплее, да и безопасно. Ночной лес был полон опасной возни, и гораздо более благоразумным представлялось остаться со всеми и наконец выспаться, чем изучать из праздного интереса черный бархат неба, расшитый самоцветами звезд.
«Что нам до звезд, Виктор ди Крей! Что нам их удивительные тайны, если мы не знаем даже такого пустяка, как твое настоящее имя. Суета сует! Оставим ночное небо звездочетам и влюбленным…»
Оставим.
Сюртук ушел погулять. «Не возражаешь?» — спросил он Виктора. Ди Крей не возражал. Никто не мог, по-видимому, причинить другу Ремту вреда, даже и в ночном лесу, полном обычных, хорошо известных людям опасностей. Ему же самому не мешало иногда «отпускать» заемную плоть. В чем там дело, Виктор доподлинно не знал. Сюртук не любил касаться в разговорах некоторых тем, которые почитал слишком личными. «Ты же не станешь обсуждать с кем-нибудь особенности своего организма!»
Возможно, что и так. Но в любом случае сохранение человеческого облика, как и умение «отводить глаза», являлось расходной способностью. Представляясь окружающим человеком, Ремт расходовал некие силы своего нематериального организма. Где он их брал, как быстро мог восстановить и все другие подобного рода вопросы оставались без ответа. Иди знай, как это все у него устроено. Так что пусть себе погуляет. Ни от кого не убудет, а Ремту в радость.
