— Молчит! — сказал мужчина за ее спиной. — Все время молчит. Я нашел ее на Страстной площади, но там было полно беженцев из провинции, и половина из них мертвы или умирают…
«Стражник, — вспомнила она мужчину, стоявшего за ее спиной. — Стражник… Страстная площадь?»
Однако вспомнить площадь не удавалось, да было и неважно. Неинтересно.
— Думаешь, городская? — спросил чиновник.
— Да, похожа на городскую, — подтвердил стражник. — Еще б заговорила…
— Ты говорить-то умеешь ли?
— Умею, — ответила она.
— Городская! — уверенно сообщил стражник. — Была б деревенская, сказала б «знаю».
— Ну, раз умеешь, то скажи, где ты живешь? На какой улице? С кем? — оживился чиновник.
— Там, — кивнула она на окно. — Где-то там.
Она смутно припомнила добротный дом с палисадником и задним двором, но вспомнить улицу уже не смогла.
— Не помню, — сказала она. — Там. Все умерли, я думаю…
Теперь она и в самом деле подумала, что все умерли, но кто эти «все», сказать бы не смогла. В памяти клубился туман, скрывая все новые и новые детали.
— А зовут вас, барышня, как?
«Зовут? Он спрашивает об имени? Имя…»
— Не помню, — сказала она вслух.
— Такое бывает вообще-то… — подал голос из-за ее спины давешний мужчина. — Небось натерпелась, пока другие отходили…
— Ну, да, — кивнул чиновник. — А лет ей, как думаешь, сколько?
«Он не меня спрашивает… Странно. Но сколько же мне лет?»
— Выглядит лет на семь-восемь, — предположил мужчина, стоявший за ее спиной.
— Вот и я так думаю, — кивнул чиновник и стал что-то быстро записывать на клочке плохой серой бумаги.
«Плохой? — вяло удивилась она. — Но откуда известно, что эта бумага плоха?»
— На вот. — Мужчина в синем кафтане закончил писать и протянул записку кому-то, чье присутствие угадывалось за ее спиной. — Отведи ее в приют «Длань Господня», знаешь где?
— Как не знать. — Мужчина выступил из-за ее спины и подошел к столу. Он был громадный и сильный, одетый в вареную кожу и черную сталь.
«Солдат?»
— Скажешь, что нарекаю ее Тиной Ферен. Если так и не вспомнит, кто и что, пусть будет Тиной в честь моей бабки, а коли так, то и фамилию мою пусть носит. Тина Ферен… По-моему, совсем неплохо!
«Тина Ферен?» — подумала Тина и поняла, что так оно и есть: это было ее имя.
* * *
— Уходи! — крикнула Гилда. — Уходи сейчас же. Тебя не должны найти в этом доме!
— Но почему? — нахмурилась Мета.
— Чему я тебя учила, девочка? — Гилда говорила, с трудом выталкивая слова из опухшего горла, одышливо, с хрипом.
— Я составлю яд…
— Поздно, — покачала головой женщина. — И ты это знаешь. Лихоманка добралась уже до кроветворного начала, а это верная смерть.
— Смерть, — как эхо повторила за Гилдой Мета, одновременно отпуская на волю задавленное страхом знание. — Ты умрешь в течение ближайшего часа.
— Верно, — кивнула женщина. — А вслед за мной умрут и все остальные. Агнет и Кло не встают со вчерашнего вечера, Джерт… Думаю, он уже испустил дух. Что скажут об этом «вороны»?
— Что вас убило черное поветрие.
— И все?
— «Темная волна»… — Слова сорвались с губ, и правда обрела наконец силу реальности.
— Нам не повезло, — хрипло подтвердила Гилда. — От черного поветрия есть много средств. Да и шанс на случайную удачу остается всегда, иначе все бы давно вымерли. Но «темную волну» человеку не пережить, а ты жива…
— Они решат, что я оборотень.
— Поэтому уходи сейчас, пока я еще могу оказать тебе последнюю услугу. Выпей это! — В дрожащей руке женщины возникла маленькая серебряная фляжка.
— Кислица, корень гореца, калган…
— Остановись! — приказала женщина. — Я знаю, на что ты способна. Ты последний мастер ядов по эту сторону Подковы, и тебе не надо демонстрировать свои умения. Пей!
«Вода забвения, — Мета приняла от Гилды фляжку и поднесла ее к губам. — Прощай, Мета, и… И до встречи!»
Горько-сладкое густое питье коснулось ее языка, скользнуло дальше, стремительно обволакивая пеленой забвения разум Меты, погружая его в сон наяву.
* * *
— Ну что ж, начнем, пожалуй. — Гилда подвела Мету к столу и указала на книгу. — Тебе предстоит выучить ее наизусть…
Книга была большая — ин-фолио — и очень толстая, в темном с вытертой позолотой кожаном переплете. На каждой странице помещалось аккуратно вклеенное высушенное растение, лист, цветок, стебель, реже — корешок, цветной рисунок этого растения, выполненный с удивительным мастерством и даже изяществом, и описание: приметы, места произрастания, особенности сезонных изменений и, разумеется, способы применения, иногда много, а иногда — нет…
Мета провела кончиками пальцев по листу, перевернула страницу, коснулась сухого лепестка золотой розы, втянула носом тонкий аромат цветка. Книга была чудесна: тончайший, высочайшего качества пергамент, запах сухих растений, ровные строчки каллиграфически выписанных букв, изумрудная зелень, золото, киноварь и кобальт, сурик и охра рисунков…
— Итак? — тихий, но властный голос, спокойный взгляд серых глаз. — Ты готова, Мета? Мы можем начинать?
* * *
— Не бойся, — сказала женщина, лицо которой скрывал капюшон. — Все хорошо. Здесь, в этом доме, тебя не обидят.
— Но…
— Не бойся, — повторила женщина, лицо которой никак не желало всплывать в памяти. — Когда наступит время, я вернусь и заберу тебя с собой. Прощай, дитя!
Женщина отвернулась, колыхнулся тяжелый, подбитый мехом куницы плащ.
— Постойте! А как же я?!
Но дубовые двери уже закрылись, отсекая прежнюю жизнь, какой бы она ни была, и женщину в плаще, целиком принадлежащую той жизни.
— Пойдем, Мета, — позвал кто-то из-за спины.
«Кто это? И кого она зовет?»
— Пойдем, девочка. — Чья-то рука мягко коснулась плеча. — Мета — это ты, дитя. Так тебя теперь зовут. Запомни и не забывай.
— Мета? — Мета обернулась и посмотрела на стоящую перед ней немолодую женщину, одетую опрятно, но просто. — Мета?
