Иван, скрючившись в три погибели, лежал на боку, обхватив колени руками, плакал навзрыд и жалобно кричал:
– Не надо!!! Цааша!!! Эркх, эркх! Прочь…
А Богдан сидел на корточках, держась руками за голову, раскачивался из стороны в сторону и монотонно, хриплым голосом, бормотал:
– Я могу… Я сильный… Я держусь… Я Бес, я Бес, я Бес…
На фоне воплей и причитаний был слышен тихий сторонний звук, похожий на скрип шестерён, но Семён даже не обратил на это внимания.
Тут были проблемы посерьёзнее, чем какой-то скрип: вся команда в ауте, и непонятно, что теперь с ними делать. Вроде бы всё, зверушка пущена на отбивную, никто не атакует…
И тем не менее, спутники Семёна даже и не думали приходить в себя.
В полной растерянности Семён некоторое время бегал от одного очага истерики к другому, безуспешно пробовал тормошить и звать Ивана, девчат и, наконец, остановился на Богдане.
Тут, по крайней мере, присутствовало некое подобие конструктива: ясно было, что Богдан пытается бороться. Вёл он себя примерно так же, как в гаражах, когда его «давили» эмпаты.
Семён стал трясти Богдана и орать ему в ухо:
– Богдан! Даня! Бо! Очнись, всё кончилось! Хорош придуриваться!
Богдан упорно раскачивался, как убитый транквилизаторами ванька-встанька, монотонно бубнил и не обращал на потуги Семёна совершенно никакого внимания.
Когда охрипший от крика Семён в очередной раз выдал весь запас воздуха и сделал паузу, чтобы отдышаться, кто-то сзади деликатно тронул его за плечо.
Семён резко обернулся и от неожиданности сел на пол.
Перед ним стоял человек.
Невысокого роста, коротко стриженный, в типично орденском балахоне, худощавый.
Человек смотрел на Семёна, прикрывая глаза ладонью от скачущего света налобника. Убедившись, что Семён обратил на него внимание, человек что-то спросил. В тоне его плескался такой восторг, словно бы он встретил в тоннеле как минимум белокрылого ангела, а по большому счёту, и самого Господа Бога.
Это была натуральная мистика.
Только что в тоннеле не было никого, кроме путешественников, и вдруг, откуда ни возьмись, – нате вам, человек…
Телепортация без портала?! Просто обалдеть…
Ошарашенный Семён не то что ответить, даже выдохнуть не мог, как набрал в грудь воздуха, так и застыл на месте, словно его парализовало.
Человек повторил вопрос, истово поклонился, прижав руки к груди, и указал на ползающих по полу девчат.
В той руке, которой он указывал на девчат, был нож.
Приличных размеров, со страховидным кривым лезвием, тускло отсвечивающим в луче налобника.
Смысл жеста был предельно ясен.
Отражённый от лезвия блик резанул по глазам, выбил из ступора и включил рефлексы.
Семён машинально нащупал валявшийся рядом топор, вскочил на ноги и ударил человека топором по голове.
И запоздало крикнул, переполненный эмоциями, когда на лицо брызнуло что-то горячее.
Удивительно, но человек даже не попробовал защититься или увернуться, хотя Семён двигался медленно, как заторможенный.
Топор глубоко вошёл в череп.
Человек упал на колени, рвущимся надтреснутым голосом спросил что-то. Спросил с таким безразмерным недоумением и горечью, будто поступок Семёна его страшно удивил.
Затем человек сунул в рот висящий у него на шее свисток, из последних сил дунул в него и упал замертво.
Раздался короткий пронзительный свист.
И тотчас же где-то в стене левого коридора послышался звук, похожий на приглушённый топот копыт.
Никаких иных ассоциаций, кроме как с пароконной упряжкой – опять же, из фильмов, – Семёну на ум не приходило.
Но это было просто невероятно! Сейчас что, из стены сюда выскочит пара гнедых, впряжённых в тарантас?! Бред, полный бред!
Семён вдруг заметил, что в левом ответвлении, метрах в десяти от развилки, видна большая нора в стене, у самого пола.
И это тоже было огромной неожиданностью.
Минуту назад не было тут никаких нор.
Приглушённый топот приближался и становился громче. Теперь было совершенно ясно, что звук доносится именно из норы.
Охваченный ужасом, Семён бросился прочь, обратно к камере.
Пробежал с десяток метров и замер как вкопанный.
В одно мгновение, в сотую долю секунды, перед мысленным взором встали разом две яркие картинки, обрамлённые, как в золотую раму, в мощный поток ассоциаций.
Глаза парализованного Ивана, тогда, в гаражах, безмолвно кричащие о помощи.
И безрукий повар Витя. Вернее, озвученная им несбывшаяся надежда:
«…Глядишь, и руки были бы на месте… И спаслись бы все. Твой иммунитет нам тогда был бы очень кстати…»
Взвыв от отчаяния, Семён развернулся и, тяжко матерясь, побежал к норе.
Добежал, сбросил мешок, попробовал заткнуть нору…
Изрядно похудевшего мешка на всю нору не хватило: верхняя четверть осталась незакрытой.
Топот неумолимо приближался. Ещё несколько секунд, и ЭТО (что бы это ни было) будет здесь.
Семён затравленно оглянулся. Два ближних рюкзака недоступны. Девчата мобильны: чтобы отнять у них мешки, понадобится немало времени и усилий.
Богдан сидит подальше, весь из себя зажатый и словно бы деревянный, мгновенно снять мешок не получится.
Топот добрался до выхода из норы и стих. Всё, поздно думать о дополнительных мешках.
Не удовлетворившись светом налобника, Семён достал из кармана запасной фонарь и, мертвея от страха, направил луч в нору, поверх рюкзака.
Из темноты на Семёна пялилось множество глаз, горящих адской злобой.
Семён открыл было рот, чтобы крикнуть от ужаса, но в этот момент раздался яростный сип, как будто паровоз стравил давление, и по фонарю поверх мешка что-то сильно ударило.
Фонарь отлетел в сторону.
Истошно завопив от ужаса, Семён сдёрнул с плеча автомат, вставил ствол в нору поверх мешка и принялся жать на спусковой крючок.
Автомат предательски молчал.
Ещё два сипа и два сильных удара: ОНО било по автомату, не понимая, что это всего лишь железо!
Спохватившись, Семён прижал мешок коленом, снял автомат с предохранителя, дослал патрон в патронник и в три секунды выпустил в нору весь магазин.
Из норы раздался душераздирающий визг и удаляющийся топот. «Пароконная упряжка» медленно уползала в глубь каменистого массива подземелья.
Трясущимися руками перезарядив магазин, Семён дослал патрон, метнулся к Богдану, не без усилий содрал с него мешок и, вернувшись к норе, произвёл вспомогательную трамбовку входа.
