Ну и сонные мальвы. Когда-то Первому Советнику пришлось сталкиваться с этими цветами, изучать их свойства. Они были редки и слишком дороги для такой представительницы самого простого народа. Подобные цветы, выращиваемые лишь в оранжереях, целители продавали только весьма обеспеченным горожанам. Их и не опознало бы девяносто шесть процентов населения, разве что понюхали бы и уснули. Что тоже выводило юного рядового в разряд невероятно информированных, наблюдательных и знающих специалистов.
Когда Виктору до бабки оставалось метров десять, перед ней на дорогу вальяжно вывалился молодой стражник, играющий роль нагловатого и хамоватого служаки:
– Эй, старуха! Ты больше не нашла места, где выгуливать ребёнка в коляске?!
Тотчас в ответ послышалось нарастающее визгливое крещендо:
– Что-о-о! Да как ты смеешь, сопляк?! Да я тебя!..
Со страшно забившимся от волнения сердцем Менгарец слегка увеличил свои шаги. Потому что тотчас расслышал фальшь в голосе и мастерски скрываемую имитацию противного старческого скрипа. Бабка продолжала переть, как танк, не думая останавливаться перед загородившим ей дорогу воином. Но и тот не стушевался, в свою очередь, гаркнув срывающимся от волнения баском:
– Стоять! Старая карга! Кому сказал?!
И тут бабка, словно имея глаза на затылке и почувствовав приближающую угрозу, быстро оглянулась. Странно посеревшие, невыразительные глаза блеснули огнём узнавания, и уже в следующую минуту распрямившаяся, как струна, тигрица с выставленным вперёд кинжалом прыгнула на разудалого Биана. Скорее всего, курносого сыщика спасла его детская изворотливость и мальчишеская смекалка: он увернулся от смерти, спасая своё горло, отпрыгивая практически в сальто назад, через спину и падая в сторону.
И дорога вперёд перед бабкой оказалась открыта. Да только она не собиралась убегать! А резко перевернула коляску, выдернула оттуда безвольное, худое тело девушки и, закрываясь, как щитом, прижалась к каменной стенке первого попавшегося дома. Кончик её кинжала стал прокалывать кожу на шее пленницы, а слова прогремели уже совсем иным, натуральным голосом Мааниты:
– Не подходи! Иначе убью Розу!
Виктор замер на полушаге, приподняв свои руки с зажатыми в них метательными ножами. В голове у него так и билась мысль-раскаяние:
«Не успел! Совсем чуть-чуть не успел! Ну почему я не убил эту тварь двумя мгновениями раньше?! Ведь уже не имел малейшего сомнения!»
Принцесса стояла, связанная по ногам и спереди рукам. А её глаза до сих пор блуждали по сторонам, пытаясь осмыслить, что же с ней происходит. Вместе с вдыхаемым свежим воздухом возвращалось в измученное тело и сознание.
Но хуже всего, что вокруг началась настоящая истерика среди простого народа. Кто-то истошно завопил «Убивают! Стража!», а кто-то более глазастый рассмотрел самое главное и ляпнул во весь голос максимально худшее в данный момент:
– Принцесса! Принцессу нашли!
И эти крики, словно взрывная волна, пронеслись от несуразного перекрёстка по всему посёлку, оказав эффект взорвавшегося вулкана. Отовсюду неслись стражники, кричали женщины, пытались протолкнуться к месту событий мужчины. И в какой-то момент Виктор понял, что не он рискует ранить свою любимую, пытаясь попасть ножом в глаз подлой предательнице, а взвинченные толпы народа рискуют затоптать всех основных фигурантов данного события. Слепое желание помочь вот-вот могло вылиться в ещё худшую трагедию.
Сам он помедлил несколько секунд, пытаясь взглядом не просто пригвоздить Мааниту к месту, а вообще сжечь, словно щепотку пороха. Увы! Та не сжигалась, а кончик кинжала слишком опасно продолжал вонзаться в беззащитную шею пленницы.
И тут уже в который раз проявил свою уникальность молодой воин. Вскочив ногами на опрокинутую коляску, бесстрашно подставив спину роковой предательнице, он раскинул руки в стороны и заорал своим мощным, на этот раз уже не срывающимся голосом:
– Стоять! Всем назад! Иначе порублю! Здесь его святость! Монах Менгарец! Назад, я вам сказал!
И это подействовало. Сжимающаяся толпа встала на месте, а потом передние ряды всеми силами стали отталкивать назад напирающие на них толпы народа. Опять волной понеслись крики, в которых превалировали слова «Стоять!» и «Менгарец!». А в сознании Первого Советника промелькнула мысль: «Если Роза останется жива и всё закончится для меня благополучно, этот Биан уже сегодня станет дворянином с немалым титулом и собственным замком!»
А ещё через пару минут над перекрёстком зависла гнетущая, пусть и относительная тишина, во время которой Виктор смог начать переговоры с преступницей:
– Что ты творишь? Твоё сопротивление бессмысленно…
– Или я уеду, или она умрёт вместе со мной! – прорычала Маанита.
– Как ты себе это представляешь?
– Пусть мне дадут осёдланного коня, а ты дашь слово, что меня никто и никогда не станет преследовать!
– Зачем такие сложности? Не легче ли тебе сдаться и получить полное прощение, вернувшись в Шулпу и пройдя омоложение с сохранением памяти? Уже все твои подруги по гарему согласились на это… И поверь, в этом нет ничего страшного…
Ещё минут пять он твердил одно и то же, повторяя свои убеждения вновь и вновь, стараясь только как можно доказательнее перестроить произносимые фразы. Даже непроизвольно сбился на повторы:
– Тебе только и надо будет обновить своё тело в «омолодителе»! Сохранив всю палитру и ценность воспоминаний! Потом ты родишь своих детей, именно своих, и сможешь жить счастливо! Я тебе обещаю!
– А я тебе не верю! Я уже никому не верю!.. – неожиданно зашептала Маанита.
– Ложь! Вдумайся, какой нонсенс и противоречия ты озвучиваешь! Получается, что ты веришь Гранлео?! Хочешь, чтобы он возродился? И желаешь, чтобы он опять тебя третировал, помыкал как рабыней? Унижал и оскорблял?!
– Неправда… – неожиданно заявила со странной твёрдостью, а вернее говоря, с дикой фанатичностью в голосе: – Он меня любил!
Менгарцу всё стало ясно с этой женщиной. Она оказалась прозомбирована так, что окончательно уверовала в любовь к себе главного рабовладельца целой планеты, наиболее подлого и циничного колонизатора Майры. Похоже, у неё окольцевались пояском информации и преступной лояльности не только яйцеклетки, но и весь головной мозг.
Правда, тут же могла возникнуть иная логическая несостыковка. Раз наложница никому не верила, в том числе и Менгарцу, о своём излечении, то как она поверит в его слово не преследовать её? Нонсенс? Или полная тупость, свойственная закоренелым фанатам?
«Пока не попробую, не узнаю!» – с фатализмом, но мысленно воскликнул Виктор. А вслух, повысив голос, торжественно воскликнул:
– Клянусь, что ни я, ни кто-либо из других людей или птиц не станет тебя преследовать, Маанита! Отпускай принцессу и можешь уезжать! В любые глухие горы или в неведомые страны! Коня! Немедленно сюда подать осёдланного коня!
