Второй раз я проснулся от боли. Мочевой пузырь болел так, словно туда навтыкали иголок. Тело стало более послушным. Я сделал титаническое усилие, вдумчиво, поэтапно произвел несколько простейших движений, чтобы приподняться на койке. Зрелище меня не порадовало. В небольшой палате лежало человек двадцать. Воздух пропитался духотой, затхлостью, хлоркой и вонью немытых тел. Макс неправ: зачем уходить в астрал, вот оно – потустороннее в его примитивной первобытности, ограниченное надзорной палатой с решетками на окнах.
Накинув застиранный больничный халат, побрел к выходу. Дверь оказалась не заперта, но на выходе стоял стражник. Санитарка, коренастая женщина неопределенного возраста, сидела на стуле рядом с палатой. Она окинула меня холодным пристальным взглядом старого чекиста:
– Куда?
– В сортир.
Мне повезло. Ее задница слишком тяжела, от стула не оторвать. Женщина кивнула вдоль безликого коридора:
– Туда и обратно.
Я поплелся, аккуратно переставляя ноги, стараясь не пролить содержимое моего измученного пузыря. Убожество кричало из каждого угла, зато за добротными решетками поставили новые пластиковые окна.
На обратном пути решил умаслить надзорную сиделку. Нужны союзники, в противном случае – хана. Я не понаслышке знал: здорового человека можно за несколько дней превратить в не очень свежий «овощ». По большому счету, мозговедам глубоко наплевать на своих пациентов. Есть диагноз – нет проблемы. Дальше – все по схеме. Однако для такого случая, как мой, нужна серьезная мотивация. Не может быть, чтобы Павлина сумела подкупить всех, включая заведующего отделением и лечащего врача.
Нарисовав на лице слабое подобие обаятельной улыбки, я произнес:
– Прекрасно выглядите! Всегда восхищался таким ровным золотистым загаром, как у вас. Кстати, если нужно помочь на кухне или с уборкой, я готов…
Санитарка удивленно подняла голову:
– Тут и без тебя полно охотников.
Однако я уловил чуть более теплую интонацию.
– Жаль… Знаете, я в студенчестве медбратом подрабатывал, так что если что – всегда к вашим услугам.
Она что-то пробормотала в ответ, но теперь и взгляд надсмотрщицы потеплел.
– Не подскажете, какой сегодня день?
– Воскресенье.
– Благодарю…
Так, значит, я сутки пролежал в отключке. Теперь ясно, почему в коридоре ни души. Значит, психонадзирателей следует ожидать только завтра.
Я вошел в палату, впервые окинул ее осмысленным взглядом – засада. Половина пациентов неподвижно лежали в постели, обдолбанные ударными дозами препаратов, парочка буйных были приторочены к койкам. Остальные выглядели так, будто с пяти лет ширялись и хлестали водку. Одного парня я идентифицировал как гота с выбритым затылком, типичными татуировками и напрочь выщипанными бровями. Он поминутно тер свой лоб, словно мучительно пытался сообразить, где находится. Короче, массовый неадекват, поговорить не с кем…
Я лег на койку, пытаясь наметить план действий, вместо этого в голове родилось несколько строк:
Ночь. Улица. Фонарь. Психушка.
Лекарства, коим нет числа.
Налейте яду, где же кружка?!
Мне жизнь отныне не мила!
Понедельник. Завтрак. Прием лекарств. Обход.
Я лежал на койке, делая вид, что все происходящее меня не касается. Чем меньше лишних телодвижений, тем лучше.
В надзорной палате появился мой лечащий врач, позади санитар. Подошел ко мне:
– Ну, как вы себя чувствуете?
Я открыл один глаз и снова закрыл:
– Идеально.
Он принялся что-то строчить в истории болезни. Складывалось впечатление, что эти глубокомысленные ребята больше писали, чем интересовались пациентом.
Психотропы вязали язык, противосудорожных не давали, я прошепелявил:
– Когда суд?
– Почему вас так это беспокоит?
Ненавижу манеру отвечать вопросом на вопрос.
– У меня дома рыбки не кормлены.
– Не волнуйтесь, о ваших рыбках позаботятся.
– Понимаю… зажарят, чтобы не мучались.
– Кстати, – он спрятал ручку в карман, – я бы не рекомендовал вам вести себя излишне экспрессивно.
– Я постараюсь.
– Ну вот и чудненько. Завтра вас из надзорной палаты переведут в общую.
– Спасибо, доктор. Что бы я без вас делал…
На вторые сутки я освоился: врач в психушке пользуется авторитетом, даже если сам псих. Меня познакомили с Жориком, местным лидером, – крупным серьезным мужиком, якобы страдающим алкоголизмом и маниакально-депрессивным психозом. Но это по диагнозу. В действительности он был абсолютно нормален. Просто проиграл крупную сумму, оказавшись перед выбором: сунуть голову в петлю или сдаться в психушку, чтобы тем самым кинуть банк со всеми набранными кредитами. С психа, как известно, какой спрос?
По его словам, сначала долг пытались выбить. Прислали парнишку в костюмчике, но тот случайно слетел с лестницы. Потом приехали двое. Жора вынес им справку из психушки и боевую наступательную гранату. Больше вопросов не возникало. В больнице Жора проводил месяц-два ежегодно.
Наконец-то я нашел человека, с кем можно побеседовать. Кроме того, он снабжал меня куревом – местной валютой. А еще Жора объяснил, как правильно вести себя в психушке.
Еще одна колоритная личность располагалась на койке слева. Поражала его манера переставлять слоги в отдельных словах. К примеру, любимую постоянно обсуждаемую им тему – цивилизацию тараканов – он называл «вилаизация рантаканов», слово «сигаретка» звучало как «гарисетка». Если бы не эти мелочи, никогда не скажешь, что он шизик.
Выездное заседание суда по своей ангажированности напоминало знаменитые «тройки» сталинских времен. Пустая формальность, но меня на всякий случай накачали лекарствами, да так качественно, что я мог служить в качестве наглядного пособия.
Судебный пристав чего-то чертил на бумажке, фельдшер с трудом подавлял зевоту, адвокат сидел с таким видом, что все происходящее его не касается. Только лечащий врач вдохновенно описывал, какой я законченный психопат и алкоголик и как же мне повезло, что есть возможность подлечиться.
Всем не терпелось побыстрей закончить эту рутинную процедуру. Адвокат, женщина с неприятным нервным лицом, что-то вякнула по поводу отсутствия моей подписи под актом. Что конкретно – не уловил. До сознания доходили только отдельные слова. Я пытался сложить их в осмысленную конструкцию, но, видимо, мне вкатили такую лошадиную дозу, что приходилось делать поистине титанические усилия, чтобы понять, о чем идет речь.
«…В ответ на недобровольные действия протестовал, допустил грубые, циничные высказывания… помещен в надзорную палату, нейролептическая парентальная терапия… психическое и поведенческое расстройство в результате употребления алкоголя».
