– По крайней мере с иштарийцами такой проблемы не возникнет, – продолжил генерал, – иначе бы их здесь просто не было. Кстати, как они?
– Отлично, – ответил Трэвис. – Лучше не бывает. Некоторые из них уже успели показать себя настоящими героями, когда дали отпор мародерам. Хотя скажу честно, если бы не этот случай, я бы дважды подумал, прежде чем направлять их в эту операцию, когда у них практически нет боевого опыта, – добавил он и пожал плечами. – Разумеется, с их точки зрения, они уже и без того приняли участие в космической операции. Ведь до Иштара лететь и лететь.
– А когда мы будем у Сириуса…
Он не стал добавлять очевидное. Как только они пройдут космические врата, и Сириус, и система Ллаланде – как, впрочем, и Солнце – будут уже далеко-далеко, за пятнадцать тысяч световых лет.
– Знаешь, – произнес Трэвис задумчиво, – эти иштарийцы – ходячий пример близкой родни. Ведь корпус для них – единственная семья. Впрочем, и для нас остальных. Мы теперь все одна семья.
Корпус как одна семья. Эта мысль уже давно – примерно пару столетий – витала в воздухе, просачивалась по неофициальным каналам, высказывалась во время ночных попоек. Самое больное место для десятков мужчин и женщин – это их оторванность от своих корней. Эффект растяжения времени приводил к тому, что за время космических странствий люди теряли родных и близких, что не могло не угнетать их психику.
От этого не застрахован никто. Морпех погружался к киберсон и спал до следующей звезды – будь то Сириус или какая другая, – пока корабль летел сквозь пространство со скоростью, близкой к скорости света. Обычно такой полет длился лет девять-десять, хотя благодаря кибер-сну и растяжению времени морпех этого не замечал.
Он просыпался на другом конце пути, выполнял свою миссию – как правило, на это уходил год, – вновь погружался в киберсон и летел домой.
То есть по возвращении с Сириуса домой морпеху кажется, что он отсутствовал всего год, тогда как на самом деле Земля постарела на двадцать лет, а то и больше. Останься он в свое время на Земле, проживи эти двадцать лет, он заметил бы лишь небольшие перемены, потому что они происходили бы постепенно.
Но вернуться домой через двадцать лет – это вернуться в другое время, в другую культуру, в другое общество, к другим, более продвинутым средствам связи. Даже язык, и тот успевал за двадцать лет уйти вперед. Как следствие – культурный шок, ощущение неприкаянности, бездомности. Мало кто из звездных морпехов, как называли тех, кто выполнял миссии в других системах, чувствовал себя на Земле как дома.
Трэвис Гарроуэй родился на Земле в Пенсильвании в 2228 году. Его детство и юность прошли там же, а когда ему стукнуло восемнадцать, то есть в 2246 году, он пошел служить в корпус морской пехоты.
Его отец давно жил отдельно, так что особой привязанности между ним и сыном не было, как, впрочем, между Трэвисом и его двумя отчимами. Мать умерла за два года до его совершеннолетия, то есть на тот момент он был обладателем семейного статуса три. А когда ему удалось добиться от отца отказа от отцовских прав, то его первый семейный статус изменился до второго, и он мог спокойно подавать прошение об отправке в межзвездную миссию.
В 2249 году он участвовал в своей первой межзвездной операции – миссии на Хироне, в четырех с небольшим световых годах от Земли. На Землю он вернулся в 2260 году.
Все его воспитание – то есть то, как он воспринимал общество и мир вокруг себя, – уложилось в небольшой отрезок времени между 2228 годом и 2249 годом. Когда он вернулся на Землю, многое успело измениться, даже такая вещь, как секс. Виртуальный секс был известен уже несколько столетий, но к 2260 году в моду вошла такая вещь, как виртуальная память, для человека его поколения немыслимая. Было в этом нечто извращенное: при желании вы могли купить воспоминания другого человека о его сексуальном опыте, но Гарроуэй находил омерзительной даже мысль об этом. Впрочем, бывали вещи и похуже. Правда, существовали и новые правила закачки материалов из сети, и новые способы общения с агентами. Например, было невозможно определить, с кем вы вошли в контакт – с живым человеком или ИскИном-секретарем, ловко имитирующим речь, манеры и привычки своего хозяина.
Что же касается религии, особенно тех ее разновидностей, что черпали вдохновение в контактах с Аханну, Номмо и ксулами. Самые что ни на есть экзотические верования плодились и размножались, порождая все новые и новые доктрины и догмы, до неузнаваемости меняя культурный ландшафт. Для мужчин и женщин, получивших назначение в недавно открытые миры, будь то Иштар или врата Сириуса, ни в Аханну, ни в Номмо не было ничего экзотического, тем более божественного. Однако для миллиардов землян эти создания символизировали собой неведомую, трансцендентальную, внушающую благоговейный трепет силу незримого мира. И эта вера тянула за собой и заставляла буквально на глазах меняться и другие культурные воззрения.
За двадцать лет мир мог измениться до неузнаваемости.
На протяжении последующих двадцати семи лет Трэвис все так же нес службу – иногда в космосе, на Марсе, Луне, Европе, иногда на судах космической обороны, однако постоянно возвращался на Землю. С 2280 по 2283 год он был прикомандирован к лагерю Лежен. Именно там он и познакомился с Кроум. В 2287 году они вместе взошли на борт космического транспорта ‹Вандергрифт›, чтобы отправиться в составе экспедиционного корпуса к системе Эпсилон Индейца, удаленной на расстояние почти двенадцати световых лет. Через двадцать пять объективных лет, в начале 2313 года, они вернулись на Землю. Родная планета показалась им населенной едва ли не инопланетянами. Трэвис мог только догадываться, как все это воспринимал его дядя, который отсутствовал дома шестьдесят пять лет – теперь это был совершенно иной мир. Первую свою экспедицию за пределы Солнечной системы он предпринял в 2225 году, то есть за три года до появления на свет Трэвиса. Судя по всему, проведя в космосе более полувека, генерал чувствовал себя еще более чужим, нежели он сам. По сути дела, у него не было ничего – ни дома, ни семьи, ни душевной привязанности. Одиночка, привыкший бороздить просторы бескрайнего космоса.
Неудивительно, что большинство звездных морпехов считали своим домом и семьей корпус морской пехоты. Это была не похожая ни на что культура, образ жизни, резко отличный от образа жизни тех, кто жил на Земле. Конечно, те морпехи, что оставались нести службу в Солнечной системе, постепенно менялись по мере того, как менялась культура на Земле. Даже они были подвержены влияниям новых воззрений, привычек и вкусов. Но в первую очередь они оставались морпехами, поэтому в целом разрыв социальных связей и изменение культурных предпочтений сказывались не так сильно.
Даже морпехи, что несли службу на Земле, обычно держались вместе внутри замкнутого мирка со своим собственным языком, привычками, ритуалами.
В принципе так было всегда, едва ли не с момента основания корпуса. Традиции всегда были сильны: чувство локтя, товарищества, ганг-хо! – мол, держитесь вместе, чувство долга и чувство чести, и превыше всего – espirit d'corps. Все это, по мнению Гарроуэя, резко отличало морпехов как от гражданского населения, так и от представителей других родов войск. Корпус был для них и отцом, и матерью, и женой, и братом.
