Глава 3
5 ноября 2159, «Звездные обломки» Башня-микроград Рафаэль, 486 этаж, Восточный Лос-Анджелес, Калифорния 20:28 часов по Тихоокеанскому времени
Магнитолет системы общественного транспорта доставил их на посадочную площадку небоскреба, расположенную на высоте почти пятисот этажей над горящими огнями распростертого внизу Большого Лос-Анджелеса. Гарроуэй, Анна Гарсия, Роджер Иглтон, Реджи Лобовски, Тим Вомицки и Кэт Винтон в новой, с иголочки, парадной форме, ступили на площадку. Сильный порыв холодного ветра с океана обдал Гарроуэя, и он запахнул форменный плащ. Легким взмахом новенькой кредитки Иглтон заплатил за проезд.
— Старик, ты уверен, что нам сюда? — спросила его Кэт.
— Я дал адрес искусственному интеллекту летчика, — ответил Гарроуэй. — Значит, это — здесь.
Перед ними предстала изящная череда изогнутых стен и полукуполов фасада одного из современнейших небоскребов Большого Лос-Анджелеса. Обширную посадочную площадку обрамляли висячие сады, оформленные в строгом стиле садово-паркового искусства. Поодаль в ночи горели огни еще нескольких небоскребов, отдельных аркологий, каждый приблизительно в пять километров высотой и каждый как отдельный небольшой город.
— Этот, под названием Рафаэль, — нашептывал Гарроуэю голос мозгового имплантата, — построен десять лет назад, 950 этажей, высота 3,8 километра. В нем, в его просторных роскошных апартаментах, проживает 15000 человек, а также располагаются сотни универмагов, ресторанов, специализированных магазинов, внутренних парков и площадей… чего там только нет. Люди могут прожить в Рафаэле или другом подобном микрограде всю жизнь, ни разу не выйдя за его пределы.
Гарроуэю подобная жизнь представлялась пресной, едва ли достойной называться жизнью. Впрочем, на вкус и цвет…
— Эй, даже если мы не туда попали, стоило хоть ненадолго вырваться с базы, — сказала Анна Гарсия. — Уж и не думала, что нам позволят выйти.
— Даже не представлял себе, — сказал Вомицки, — сколько будет волокиты с заполнением всех этих виртуальных анкет. Они, верно, считают, что мы так и жаждем провезти контрабандой древние высокотехнологичные изделия или что-то в этом роде.
— Посмотри, — воскликнул Иглтон, толкнув Гарроуэя локтем. — Ты только посмотри!
Навстречу им, сияя светом, шла женщина. Почти нагая — просвечивающиеся сквозь ее кожу сияющие наноимплантаты постоянно меняли цвет, переливаясь от темного ультрамарина до изумрудно-зеленного. Виден был даже аккуратно подстриженный нежный треугольник лобка; он загорался то ярко-желтым, то оранжевым, то красным, то золотым, то снова желтым, что прекрасно контрастировало с более глубоким, идущим изнутри сиянием бедер и живота. Лицо и волосы скрывал серебряный шлем без забрала. По голове великолепным переливающимся каскадом зеленого и янтарного поднимались струйки оптических нитей, а затем изливались вниз.
— Старик, ты не говорил нам, что нужно одеться как на прием, — прошептала Гарроуэю Анна.
— Джонни! — воскликнула женщина. — Я рада, что ты вернулся!
— Гм. Теган?
— А кто же еще?
Гарроуэй смущенно улыбнулся.
— Прости. Не узнал тебя… гм… в таком наряде. Спасибо, что пригласила нас сюда сегодня вечером.
— Эй, никаких проб. — Холода она, казалось, не замечала. — Первый класс, правда? Эти что, твои головорезы?
Он заморгал. Теган говорила очень быстро, пересыпая речь незнакомыми словами.
— Ну, да. М-м… это мои друзья, те, о которых я тебе говорил. Это — капрал Кэт Винтон, это — капрал…
— Брось называть паспортные данные, — сказала Теган, махнув светящейся рукой. — Оставь их для ноуменов.
— Прошу прощения?
— Ты думал, я забыла имена, не так ли? — засмеялась она. — Дед, ты устарел!
— «Дед» значит то, что я думаю? — спросила Анна.
— «Предок»? — вполголоса ответил Иглтон. — «Дедушка»? Это мое предположение.
— Старик, ты понимаешь хоть что-то из этого? — спросила его шепотом Кэт, пока они шли за женщиной к входу в здание.
— Ну, да, слово здесь, слово там.
— Джонни? — захихикал Иглтон.
— Это мое имя на гражданке, — сказал он. — Джон Гарроуэй Эстебан. Но Эстебана я отбросил в день посвящения, а Джона лишился в учебном лагере.
Что общего у него осталось с Теган? Он связался с ней по Сети, как только им сообщили, что запрет на связь снят, и казалось, она была рада получить от него весточку. Пригласила его, а также тех, кого он хотел взять с собой… Они подошли к старшему сержанту Дюнну и после нескольких часов изнурительной бюрократической волокиты с анкетами получили паспорта. У Гарроуэя сложилось впечатление, что на высшем уровне с запросами возникли сложности, но в детали он вникать не стал. Главное, что на несколько драгоценных часов им удалось вырваться на волю.
— Слушай, а кто эта Теган? — поинтересовался Анна.
Он пожал плечами.
— Подруга. Я встретил ее в Хермисилло несколько лет назад. Я имею в виду, за несколько лет до того, как вступил в морскую пехоту. Она там проводила зимние каникулы на курорте.
— Просто подруга? — спросил Вомицки.
— Ладно, не просто. Больше, чем просто подруга. — Все это происходило до того, как он начал встречаться с Линнли.
— У меня для тебя новость. Теперь она для тебя слишком стара, сынок, — сказал Лобовски. — «Устарела», верно?
— Гм, по-моему, она довольно хорошо сохранилась, — проговорил Иглтон, устремив взгляд на сияющий зад Теган, так как она шла впереди, ведя их к цели.
— Да, — сказал Вомицки. — Почти так же хорошо, как и мы.
Гарроуэй кивнул. Объективно-субъективная разница во времени вызывала привыкание. Киберсон не останавливал старение полностью, но кардинально замедлял все физические процессы с коэффициентом приблизительно пять к одному. А это вместе с эффектом замедления времени означало, что Гарроуэй и его товарищи морпехи биологически состарились меньше чем на год, в то время как Теган — на двадцать.
Конечно, анагетические методы лечения становились на Земле все распространеннее и дешевле. На базе Гарроуэй уже встречал людей, которым было больше ста лет, а выглядели они не старше, чем на пятьдесят. Возможно, когда-нибудь благодаря наномедицинской профилактике возраст вообще перестанет иметь значение.
Но между тем все это могло сбить с толку. Когда он покинул Землю, Теган была на год моложе его.
Внезапно за коридором открылась большая, почти круглая комната со сходящим вниз к середине полом, расположенными по стенам на различных уровнях нишами и балконами. Теплое, приглушенное освещение рубинового цвета делало стены и потолки трудноразличимыми, придавая всему изысканные, чувственно изгибающиеся очертания. Казалось, все сделано из подвижного красного света, так что разглядеть, где заканчивались твердые стены или пол, было невозможно.
