— Ну хорошо.
Я встаю и, достав мой карманный ножик, подхожу к постаменту с другой стороны.
Я выцарапываю мой знак, а они снова начинают говорить.
— Я не против — пусть Саймон пометит ангела, — говорит Лайви. — После его падения я им уже не так дорожу. Все время жду, что он упадет снова. И швы на носу и шее у него видны.
— Мне наша могила никогда не нравилась, — говорит Мод. — Я на нее смотрю, и ничто не напоминает мне о мамочке, хотя тут и написано ее имя. Ты знаешь, что она хотела, чтобы ее кремировали?
— И что — поставили в колумбарии? — В голосе Лайви слышится ужас.
— Нет, она хотела, чтобы ее прах развеяли там, где растут цветы. Так она говорила. Но папочка был против.
— Я его понимаю.
— Мне никогда не нравилось, что ее положили сюда, но с этим уже ничего не поделаешь. Как ты сказала, жизнь продолжается.
Я заканчиваю выцарапывать свой знак. Я рад, что сделал это, словно мне наконец удалось почесать зудящее на спине место. Я давно был должен это Айви Мей. Я выхожу из-за постамента и киваю им.
— Ну, мне пора работать. А то Джо уже небось меня ищет. — Помолчав немного, я спрашиваю: — Вы вдвоем будете ко мне приходить?
— Конечно, — говорят они.
Не знаю, зачем я это спросил, может, потому что ответ мне известен и он совсем не тот, что дали они. Они растут и больше уже не играют на кладбище. Мод подбирает волосы и с каждым днем все больше становится похожа на мать, а Лайви… ну, это Лайви. Я так думаю, в восемнадцать лет она выйдет замуж за солдата.
Я протягиваю руку Мод. Вид у нее удивленный, но она протягивает свою.
— До свидания, — говорю я.
Она знает, почему я это делаю, потому что и ей известен настоящий ответ. Вдруг она подходит ко мне и целует в грязную щеку. Лайви вскакивает и целует меня в другую щеку. Они смеются, а потом под ручку направляются по дорожке к выходу.
Когда я был там, за могилой Айви Мей, мне в голову пришла одна мысль. Слушая Мод, я подумал о могиле ее матери, о том, как там засыпало нашего па. Я всегда думал, может, это потому, что она не хотела, чтобы ее там хоронили. Иногда мне кажется, что мистер Джексон думает то же самое. Я видел его лицо, когда опускали ее гроб, — словно ему ножом ковырялись в кишках.
Я иду к мистеру Джексону. Он у себя в конторке — разговаривает с какой-то семьей о похоронах, а потому я жду во дворе. Цепочка людей катит тачки к месту свалки. Тут у нас работы не прекращаются даже ради короля.
Когда посетители уходят от мистера Джексона, я откашливаюсь.
— Можно с вами поговорить, хозяин? — спрашиваю я.
— В чем дело, Саймон?
— Это кое-что, о чем я бы хотел поговорить у вас в конторке. Чтобы никто не услышал. — Я киваю на тачки.
Он удивленно смотрит на меня, но впускает в конторку и закрывает дверь. Садится и начинает выравнивать на столе свою книгу, в которой только что делал записи, занося туда время и место следующих похорон, глубину могилы, памятник.
Он всегда был добр ко мне, мистер Джексон. Он даже ничуть не возражает, что наш па больше не копает. И платит ему сколько и раньше, а нам с Джо дает дополнительное время, чтобы закончить работу. Некоторые другие могильщики этим недовольны, но мистер Джексон быстро затыкает им рты. Бывает, когда они смотрят на нашего па, я прям вижу, как их дрожь пробирает. «Избави нас, Господи», — шепчут они. Со мной и Джо они не якшаются. Словно мы прокаженные какие. Что ж, с моим присутствием им придется смириться. Если я правильно понимаю жизнь, то никуда мне отсюда не деться. Ну, разве что если начнется война — мистер Джексон иногда говорит, что это может случиться. Там им понадобятся могильщики.
— Так ты чего хотел, Саймон? — спрашивает мистер Джексон.
Он, похоже, нервничает в ожидании моих слов, гадая, нет ли у меня для него еще каких сюрпризов. Я все еще корю себя за то, что проболтался ему про ребеночка Китти.
Сказать это нелегко.
— Я был на могиле Коулманов, — говорю я наконец. — Туда приходили Мод и Лайви.
Мистер Джексон перестает передвигать книгу и кладет руки на стол.
— Мод говорила, что ее мать хотела, чтобы ее сожгли — кремировали. И что она смотрит теперь на могилу, а там нет ничего, что напоминало бы ей о матери, кроме ее имени.
— Так и сказала?
— Ну. Вот я и подумал…
— Ты слишком много думаешь.
Я уже начинаю жалеть, что пришел к нему, — вид у него такой несчастный. Но Китти Коулман каким-то образом все еще связывает нас с ним.
— Я думаю, мы должны с этим что-то сделать, — говорю я.
Мистер Джексон смотрит на дверь, словно опасается, что кто-то может войти. Потом встает и запирает ее.
— Что ты хочешь этим сказать?
И тогда я ему выкладываю.
Какое-то время он молчит. Только смотрит на свои руки, лежащие на столе, потом сжимает их в кулаки.
— Главная проблема в костях, — говорит он. — Нам нужно разжечь сильный костер, и надолго. Может быть, специальный уголь. — Он замолкает.
Я ничего не говорю.
— Чтобы организовать это, потребуется время.
Я киваю. Время у нас есть. Я знаю, когда это нужно сделать — когда все будут смотреть в другую сторону.
Гертруда Уотерхаус
Когда Лайви пришла, я ни слова не сказала ей о синем платье. Утром я не обратила внимания, что она его надела. Хоть меня это и удивило, я сумела не подать вида, начав болтать о ребеночке. Надеюсь, хоть в день похорон короля она наденет черное. Говорят, что похороны состоятся через две недели.
Хотя, с другой стороны, может, это и к лучшему, что Лайви надела синее. Не думаю, что сейчас я в состоянии смотреть тот спектакль, в который она превращает траур. Дорогая Айви Мей в ужас бы пришла, если бы только увидела, какую любовь демонстрировала к ней сестра, чего никогда не случалось, пока малютка была жива.
Мне очень ее не хватает. Я обнаружила, что это чувство никогда меня не покидает, как и чувство вины… хотя мне наконец удалось-таки простить себя.
Может быть, я не справедлива к Лайви. За последний год она очень повзрослела. И она сказала, что они с Мод помирились. Я рада. Они нужны друг другу, эти девочки, что бы ни произошло между ними в прошлом.
— А знаешь, мама, — говорила в этот момент Лайви, — Коулманы провели себе в дом электричество. Мод говорит, это так здорово. Я думаю, нам тоже нужно провести.
Но я ее не слушала. Я чувствовала, как что-то происходит внутри меня. И это был не толчок ножкой. Началось.
Альберт Уотерхаус
Должен признаться, что я здорово наклюкался. Тосты произносились один за другим: за здоровье Труди, за усопшего короля, за здоровье нового короля. И так пинта за пинтой. А я там был с середины дня — с того времени, когда у Труди началось. Когда пришел Ричард, я уже с трудом держался за стойку бара.
