Мамочка и папочка уже сидели за завтраком и читали газеты — папочка погрузился в «Мейл», а мамочка — в «Сент-Панкрас газет». Когда я сообщила им, кто наши соседи, папочка ничуть не удивился — он рассказал, что сам и сообщил Уотерхаусам об этом доме.
Мамочка внимательно на него посмотрела.
— Не знала, что ты с ними общаешься, — сказала она.
— Он нашел меня в банке, — ответил папочка. — Уже довольно давно. Сказал, что они подумывают переехать в этот район, и спросил, не посоветую ли я им что-нибудь. Когда этот дом выставили на продажу, я дал ему знать.
— Значит, мы теперь с ними соседи не только по смерти, но и по жизни, — проговорила мамочка, сильно ударив ложкой по яйцу, разбивая скорлупу.
— Он, судя по всему, великолепный бэтсмен,
[6]
— сказал папочка. — Нашей команде такой не помешает.
И когда стало ясно, что никакое это не совпадение, что это папочка привел сюда Уотерхаусов, я почему-то ужасно расстроилась. Мне хотелось верить в Судьбу, но папочка еще раз доказал, что ничего такого не бывает.
Гертруда Уотерхаус
Я не собираюсь критиковать решения Альберта. Он в таких вопросах разбирается лучше, и мне, без всяких сомнений, очень нравится наш новый маленький дом, который на этаж выше нашего прежнего айлингтонского, да и сад, усаженный розами, — это куда как лучше, чем соседские куры, копошащиеся в грязи.
Но сердце у меня упало, когда я узнала, что мы не просто соседи с Коулманами, а что их дом стоит чуть ли не стена к стене с нашим. И конечно же, он на этаж выше нашего и сад при нем великолепный. Когда меня никто не мог увидеть, я встала на стул и потихоньку рассмотрела что там и как. Там растет ива, есть пруд и клумба с рододендронами, а еще чудесный длинный газон, на котором наверняка девочки все лето будут играть в крокет.
Китти Коулман работала в саду — высаживала примулы. На ней было платье такого же, как примулы, кремового цвета и очень миленькая шляпка с широкими полями, подвязанная шифоновым шарфиком. Она даже для сада одевается изысканно. Слава богу, она меня не заметила, иначе я бы свалилась со стула от ужаса. А так я просто быстро спрыгнула на пол и только ушибла коленку.
Ни за что бы в этом никому не призналась, даже Альберту, но меня раздражает, что она поддерживает сад в таком идеальном состоянии. Конечно, он выходит на юг и там много солнца, что облегчает ей задачу. К тому же ей, должно быть, кто-то помогает, по крайней мере с газоном, у которого такой ухоженный вид. Я попытаюсь сделать все, что смогу, с розами, но у меня растения непонятно почему гибнут. В саду от меня правда мало толку. К тому же наш сад выходит на север. И в данный момент мы не можем позволить себе нанять помощника. Надеюсь, она не предложит прислать нам своего — я бы не нашлась что ответить.
После того как Мод перелезла через забор, стало ясно, что мы должны нанести им визит, хотя бы для того, чтобы объяснить царапины. Фасад их дома такой элегантный, в саду полно розовых кустов, а ступеньки, ведущие к двери, выстланы черно-белой плиткой. (Дверь нашего дома выходит прямо на тротуар. Но я должна попытаться не делать сравнений.)
Я надеялась, что только оставлю визитку, но Китти Коулман любезно пригласила нас в свою дневную гостиную. Меня покоробило, когда я увидела цвета, в которых выполнена эта комната, — горчично-желтый с темно-коричневым бордюром; наверно, это сейчас в моде. Она их назвала «золотисто-желтый» и «шоколадно-коричневый», что звучит лучше, чем выглядит. Я предпочитаю наш бордовый. Ничто не может сравниться с гостиной в простом бордовом цвете. И потом, у меня нет дневной гостиной — возможно, если бы у меня была такая светлая комната, как у нее, на первом этаже, то и я бы покрасила ее в желтый цвет.
Хотя сомневаюсь.
У нее очень утонченный вкус — расшитые шелковые шали на диванах, папоротники в горшках, вазы с сушеными цветами, детский рояль. Несколько шокировал современный кофейный сервиз в мелкую черно-желтую клетку, от которой у меня закружилась голова. Лично я предпочитаю простой рисунок из роз. Но chacun à son goût.
[7]
Ай-ай! Я совершила ошибку, сказав это вслух, на что она ответила по-французски. Я ни слова не поняла! Сама виновата — не нужно было выделываться.
Ушла я из их дома, втайне утешенная одним соображением. Даже двумя. По крайней мере, девочки в восторге друг от друга, а Лайви не помешает благоразумная подружка. Думаю, Мод может оказать на нее хорошее влияние, если только сама, как все мы, не подпадет под чары Лайви; все, за исключением милашки Айви Мей, на которую никак не действует неумеренность ее сестры. Она не перестает меня удивлять. Такая спокойная и не позволяет Лайви брать над ней верх.
И второе утешение: приемы у Китти Коулман по вторникам — в тот же день, что и у меня. Когда мы это выяснили, она улыбнулась едва заметной улыбкой и сказала: «Ах, какая жалость». Но я свои переносить не буду — есть традиции, которые я не собираюсь нарушать. И я знаю, что она свои тоже не станет переносить. Так что мы, по крайней мере, можем не посещать приемы друг друга.
Не могу даже сказать, почему она мне не нравится. Она безукоризненно вежлива, у нее прекрасные манеры и приятная внешность. А к этому отличный дом, красивый муж и умная дочка. Но я бы не хотела поменяться с ней местами. В ней чувствуется какая-то неудовлетворенность, распространяющаяся на все, что ее окружает. И я знаю, что с моей стороны нехорошо так думать, но я сомневаюсь, что она добропорядочная христианка. Мне кажется, она слишком много думает и слишком мало молится. Но они единственные люди поблизости, с кем мы знакомы, и девочки уже успели подружиться, а потому, боюсь, нам придется часто встречаться.
Когда мы вернулись домой и уселись в нашей маленькой гостиной, я не могла заставить себя не поглядывать в окно на их великолепный дом. Он всегда будет торчать там, напоминая мне об их более высоком положении. Это меня так расстроило, что дорогая чашка выскользнула из руки, ударилась о блюдце и треснула. И тут я разрыдалась, и даже ручки Айви Мей, обвившие мою шею (обычно она не любит обниматься), ничуть меня не успокоили.
Июнь 1903
Мод Коулман
Нам с Лавинией просто не терпится попасть на кладбище. Теперь, когда мы можем ходить туда вместе, это будет гораздо веселее, чем прежде. Но со времени переезда Уотерхаусов в дом, стоящий в нижней части сада, нам это так ни разу и не удалось, все время что-нибудь да помешает: то мы ездили к тетушке Саре на Пасху, то Лавиния заболела, то мамочке или миссис Уотерхаус нужно нанести кому-то визит, то исполнить какое-то поручение. Вот ведь незадача: мы живем рядом с кладбищем, но никто не может отвести нас туда, а одних нас не отпускают. Жаль, что нянюшка уехала к своей старенькой матери, а то бы она могла нас сводить.
