Вчера я спросила мамочку, не сходит ли она с нами.
— Я очень занята, — ответила она.
Мне она вовсе не показалась занятой — просто читала книгу. Но я ей ничего не сказала. Теперь, когда нянюшка уехала, считается, что за мной ухаживает мамочка. Но все заканчивается тем, что мне приходится обращаться к Дженни и миссис Бейкер.
— У Дженни слишком много дел, чтобы таскаться туда с тобой.
— Ну пожалуйста, мамочка. Ну совсем ненадолго.
— Прибереги этот жалостливый тон для кого-нибудь другого. Научилась у Лавинии, но тебе не идет.
— Извини. Но может… может, ты давала Дженни какие-нибудь поручения в Виллидже. Тогда она могла бы взять нас.
— Тебе разве уроки делать не надо?
— Я уже сделала.
Мамочка вздохнула:
— Осенью пойдешь в школу. Твоей гувернантке за тобой не угнаться.
Я попыталась облегчить ей задачу:
— Может, тебе нужно книги вернуть в библиотеку?
— А знаешь — нужно. Ну хорошо, иди скажи Дженни, чтобы пришла ко мне. И заодно, когда будет в Виллидже, пусть узнает, привезли ли ткань, что я заказывала.
Мы с Лавинией мчались вверх по холму, увлекая за собой Дженни. Та всю дорогу жаловалась, а потому здорово запыхалась, хотя если бы она не тратила силы на причитания, то не устала бы так. Как мы ни торопились, проку от этого было мало — Айви Мей бежать не хотела, и Дженни сказала, чтобы Лавиния вернулась за ней. Иногда брать с собой Айви Мей сущая морока, но на этом настояла миссис Уотерхаус. Когда мы добрались до кладбища, Дженни позволила нам делать что душе угодно, при условии, что Айви Мей будет с нами. Мы сразу же пустились искать Саймона.
Как это было здорово — быть на кладбище без присмотра взрослых. Всякий раз, когда я иду на кладбище с мамочкой и папочкой или бабушкой, я чувствую, что должна вести себя тихо и торжественно, тогда как на самом деле мне хочется делать то, что делали мы с Лавинией, — носиться повсюду и все исследовать. Разыскивая Саймона, мы играли в разные игры — перепрыгивали с могилы на могилу, не касаясь земли (это не так уж трудно, потому что могилы расположены очень близко друг к другу); шли каждая по своему краю дорожки, и у кого попадался обелиск или женщина, прислонившаяся к урне, или животное, тот получал очко; играли в пятнашки на Ливанском участке. Лавиния ужасно визжит, когда за ней бежишь, и несколько взрослых сказали нам, чтобы мы не шумели и вели себя подобающе. После этого мы старались не шуметь, но удержаться было трудно — нам было очень весело.
Наконец мы нашли Саймона — в самом конце кладбища, недалеко от северных ворот. Сначала мы увидели его папу, который стоял над только что выкопанной могилой и вытаскивал из нее на веревке ведро с землей. Там у них специальное колесо на раме, которое они ставят над ямой и крутят. Он вывалил землю в такой большой деревянный ящик на колесах; у ящика высота несколько футов, и он наполнен землей.
Мы подобрались поближе и спрятались за надгробием, чтобы его отец нас не увидел — он такой грязный, краснолицый и с бакенбардами, и даже на расстоянии чувствовалось, что от него несет выпивкой.
Лавиния говорит, что он — типичный диккенсовский персонаж. Наверно, все могильщики такие.
Мы слышали, как Саймон поет в могиле — эту песенку иногда напевает и Дженни вместе с толпой на Хите в праздничные дни:
Повеселиться хочешь ты?
Бери с собою милку,
Ступай скорее в Хэмпстед
И не забудь бутылку.
Отец Саймона даже не глянул в нашу сторону, но он почему-то знал, что мы рядом, иначе бы не крикнул:
— Ну, маленькие дамы, вам чего надо?
Саймон перестал петь, а его отец сказал:
— Ну-ка, идите сюда все трое.
Мы с Лавинией посмотрели друг на друга, но прежде чем решили, что будем делать, из-за надгробия вышла Айви Мей, и нам не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ней.
— Сэр, мы бы хотели увидеть Саймона. — Я сама удивилась, назвав его «сэр».
Он тоже, казалось, был удивлен — смотрел так, будто поверить не мог, что мы и вправду стоим перед ним. Потом он прокричал прямо в яму:
— Эй, парень, к тебе гости!
Мгновение спустя над могилой показалась голова Саймона, который уставился на нас.
— Ну, гадкий мальчишка, — проговорила Лавиния, — скажешь уже что-нибудь?
— Наш па, можно мы ненадолго поменяемся местами? — спросил мальчик.
— Для меня и Джо там маловато места, — сказал отец Саймона. Саймон ничего не ответил, и его отец прыснул со смеху. — Ладно уж давай вылезай к своим девицам.
Саймон вылез из могилы, а его отец спустился туда — он усмехнулся нам, прежде чем исчезнуть из вида. Саймон вытащил ведро и вытряхнул его содержимое в деревянный ящик. Он был весь перепачкан землей.
— Это что? — спросила я, показывая на ящик.
— Лоток, — сказал Саймон. — Сыплешь туда, что выкапываешь, а потом, когда гроб опускают вниз, переворачиваешь его, открываешь боковину — видишь, тут есть петли — и высыпаешь землю прямо в могилу. Так что вокруг могилы никакой грязи. Тут есть еще два таких — уже наполненные. — Он махнул рукой в сторону двух других ящиков, стоявших у ограды. — Только оставляешь немного земли в конце могилы, чтобы провожающие бросали ее вниз.
— А можно нам посмотреть в могилу?
Саймон согласно кивнул, и мы подошли к краю.
Она оказалась глубже, чем я предполагала. Папа Саймона был внизу вместе с другим человеком. Я видела только их макушки — у папы Саймона волосы как шерсть стального цвета, а второй был абсолютно лысый. Они подравнивали стенки могилы лопатами. Там было так тесно, что они едва могли развернуться. Лысый поднял голову и посмотрел на нас. У него было длинное лицо и нос сосиской. Они с папой Саймона вроде как работают на пару, а Саймон им помогает.
Саймон вытащил еще одно ведро, наполненное землей. Я увидела, как наверху извивается червячок.
— А вы, когда копаете, еще что-нибудь там находите, кроме червей? — спросила я.
Саймон вытряхнул землю в лоток и снова опустил ведерко в могилу.
— Черепки фарфора. Иногда вечные перья. Волчок. Прежде чем эту землю отвели под кладбище, тут была школа. А еще раньше — сад при большом доме.
Из могилы донесся голос папы Саймона.
— Тут еще крепеж нужен, парень.
Саймон передал вниз несколько досок из груды. Я обратила внимание, что стенки могилы через одинаковые интервалы укреплены досками.
— А какая у нее глубина? — спросила я.
— Пока что двенадцать футов, — сказал Саймон. — Но мы дойдем до семнадцати, правда, наш па?
Я посмотрела вниз.
— Так глубоко?
