В хижине бардак у вас, Наставник. Мебель перевернута, чашки-кружки черепками рассыпались. И кровать не заправлена, и котелок не начищен. И солдаты мертвые – по всему полу. Что же вы так, Наставник? Не слушаете вы меня, малолетнюю, от сквозняка по хижине растекаетесь. А я вас слушала, да не дослушала. Мне еще три года слушать, до Тайной, а некого. Мне всю жизнь род беречь, а нет больше рода. Сама по себе теперь, Тайная-недотайная. Не сберегла.
Вы на них зря лиану натравили, задушить-то она задушила, да не всех. Надо было вам на крышу, а оттуда – из арбалета их, окаянных. И добра им, только добра. Вдруг солдату на лоб мушка какая села – так вы ее болтом, бесстыдницу. Что там – двенадцать мушек согнать. Нет. Не додумались али не успели попросту. А я вот успела зачем-то. Сдюжила. Себя спасла, а больше и никого. Хороша Тайная. Даже хоронить нечего. Пепел и тот развеялся. Так зачем тогда спаслась-то а?
Молчите вы, Наставник, не похоже на вас. Вечно бурчите что-нибудь, Ванда – то, Ванда – се, а сейчас – ни-ни. Хотя сейчас Ванда как раз и «го», и «се» – оплошала хуже некуда… Ан нет, молчите, с палками-поучалками не кидаетесь. Не похоже на вас.
Да вообще все непохоже. Другое все. Непонятное.
А про поцелуй-цветок, про венки красивые – это вы чушь говорили.
Не помогает.
Ни капельки.
> Resume playback from the last scene
– Тим…
Я не видел ее лица, только руку, что поддерживала мое все еще ватное тело. Танцующая вокруг ее тонких пальцев змейка завораживала, затягивала обратно в цветные сны. Я тряхнул головой.
– Ты что-нибудь видел?
Она сидела вполоборота ко мне.
– Видел, но меня там не было, никакого – ни прошлого, ни настоящего. Это точно не моя память… и, скорее всего, не память вообще.
Ванда нахмурилась.
– Что ты видел?
– Какая-то девчонка убивала солдат, разграбленная деревня, трава эта непонятная, не то противная, не то обратная…
– Наоборотная…
Сказала и запнулась. Я приподнялся на локте, попытался заглянуть ей в глаза… и заметил браслет. Тонкая полоска вечно свежей травы на ее запястье. Улыбница. На нем висел истертый позолоченный амулет Церкви.
Тайная…
Она наконец повернулась в мою сторону. Вот уж не думал, что она умеет краснеть.
– Уходи.
Мне хотелось ей что-то сказать. Успокоить, что ли. Но как? Если бы кто-то заглянул в мое прошлое, тем более в такой момент…
Я так и не встал. Не хотел я так уходить. Молча.
– А знаешь, у тебя на левой груди родинка такая красивая… Как семилистник.
…А еще я не думал, что юная девушка может вот так запросто взять меня за шиворот и вышвырнуть в коридор. Вернее, думал, но не ожидал точно… Я пролетел несколько метров и грохнулся на мягкий пол. Сзади с шипением потревоженной змеи закрылась дверь…
И я ничуть не удивился бы, обнаружив вокруг себя не узкий коридор, а мягкие желтые стены, о которые так удобно биться головой.
Идиот!
– Внимание, пассажиры, общая тревога. Экстренная ситуация двенадцатой ступени. Всем пассажирам, имеющим навыки стрельбы из внепланетарного оружия…
Я смотрел на медленно приближающиеся точки пиратских кораблей. Экран делал их яркими, как новогодние игрушки, маленькими и совсем не страшными. Два ярко-красных шарика-линкора в снежной крошке тридцати двух байдарок сопровождения.
Я скосил глаза на мигающий сигнал коммутатора. Первая линия пыталась достучаться до каюты Ванды. По второй кто-то пытался достучаться до меня. Я не отвечал. Сидел, уткнувшись в карту пространства, и потерянно скреб пальцем по экрану, пытаясь не то соскрести с него пиратские корабли, не то…
– Приоритетный звонок. Принудительное соединение.
Коммутатор виновато пискнул и выплюнул голограмму.
– Почему вы не отвечаете? У нас же экстренная ситуация.
Я отвлекся от карты, откинулся назад и посмотрел на лысого низенького мужичка. Руки его вытворяли что-то невообразимое. Либо он их мыл под невидимым мне краном, либо просто нервничал.
– А у меня шок… Чем могу быть полезен, капитан Луун?
– Ваш корабль. Предоставьте его десантникам.
– Простите, но у меня на него планы… личные.
Не то спасательная миссия, не то свидание… Где ты, Ванда, какого черта ты не отвечаешь?
– По правому борту два пиратских линкора. У наших десантных ботов нет шансов – слишком много истребителей. А продавливать линкоры нашими пульсарами… Полчаса минимум. На каждый. А их два. В общем, через сорок минут они выпустят абордажные шахты…
– К чему вы мне все это объясняете?
– К тому, что я вынужден воспользоваться приоритетом…
– И отобрать мой корабль?
– Только на время атаки…
– Нет.
– Я вас не спрашиваю. Я просто сообщаю. Удачи.
– Стойте.
Капитан потянулся к кнопке, но линию не отключил.
– Во-первых, тонари псевдоразумны, яхта не примет нового капитана.
Он замялся. Ему было до жути неуютно. К такому обращению он определенно не привык.
– Да… Тогда будьте нашим пилотом…
Я усмехнулся.
– Простите, я уже в пижаме…
– Что?
М-да, здесь некому оценить мое знание эпоса. Еще одна погибшая острота… То есть цитата…
– Вы ведь хотите использовать режим «просвечивания», так?
– Да. Пройти сквозь обшивку, высадить десант в рубке…
– Вы знаете, как работает этот режим?
– Примерно.
А вот я знал не «примерно». Мой мемо-блок наконец «разморозился». Новая информация всплывала из подсаженной памяти безо всяких усилий.
– Корабль «запоминает» себя, потом переходит в пси-измерение, и дальше движутся только «воспоминания» о корабле и его пассажирах. Воспоминания пилота. Поэтому… Когда корабль исчезнет, ваши десантники останутся болтаться в открытом космосе. Я их не знаю, их следа нет в моем пси-поле, мне нечего запоминать… Именно поэтому на корабле нет никакой мебели, техники, внешнего оружия. Простите, капитан, но я не могу никого взять с собой…
– Но вы вмешаетесь?
– При одном условии, капитан.
– Говорите.
Попросить его найти Ванду? Признаться, что в боевой обстановке думаешь о какой-то девчонке? Нет, нужно искать самому… А его – попросить об одолжении…
– Так чего вы хотите?
