Тропинка очень скоро резко повернула вправо вдоль кромки сада вокруг Ламбетского дворца. Когда они добрались до реки, короткая идиллия кончилась. Перед ними стоял ряд ветхих складов, а рядом — домишки рабочих. Склады сегодня были закрыты, что лишь усугубляло их зловещий вид. Анна снова взяла мужа под руку.
Хотя Джем и Томас уже бывали на Темзе — покупали здесь древесину и пилили ее на лесопилках, женская часть семейства Келлавеев видела эти места лишь мельком, когда они держали путь к амфитеатру Астлея, и ничего толком тут не разглядели. А теперь они нечаянно выбрали самое неудачное время, чтобы познакомиться с великой лондонской рекой. Прилив сошел, сведя реку к узкой мутной ленте, струящейся по широкому плоскому руслу серого сланца, что напоминало Анне вид неприбранной кровати. К счастью, даже в таком уменьшенном виде река была раз в двадцать больше, чем Пидл — речушка, бежавшая вдоль сада Келлавеев в Пидлтрентхайде. Несмотря на свой малый размер, Пидл обладал всеми свойствами, которыми, на взгляд Анны, должна обладать река — целеустремленная, беспокойная, веселая, очищающая.
Темза была совсем иной. Анне она казалась даже не рекой, а длинной кишкой, которая, постоянно изгибаясь, все время исчезала из виду. Точно очерченных берегов не было. Русло поднималось к дороге усеянными галечником скользкими, илистыми склонами, и, сделав неосторожный шаг, можно было запросто свалиться прямо в реку. Дети бегали по самой кромке берега, некоторые играли, некоторые подбирали предметы, оставшиеся после высокого прилива: башмаки, бутылки, жестянки, топляк, куски материи, голову куклы, побитую миску.
Келлавей остановились посмотреть.
— Посмотрите, как они изгваздались, — сказала Мейси с ноткой зависти в голосе.
— Отвратительное место.
— Во время прилива вид тут получше, как это было, когда мы приехали.
Джему казалось, что он должен защитить реку, словно она воплощала собой Лондон и решение его семьи переехать сюда.
— Странно, что тут бывают приливы, — заметила Мейси. — Я знаю, что наш Пидл тоже где-то впадает в море, но он всегда одинаковый. У меня бы голова кругом пошла, если бы Пидл менял направление.
— Идемте на мост, — предложил Джем.
Они теперь немного ускорили шаг, чтобы побыстрее миновать склады и ветхие домишки. Перед некоторыми сидели рабочие со своими женами и детьми, беседовали, курили и пели. Большинство из них замолкали при приближении Келлавеев. Вот только человек, игравший на гармонике, перешел на более быстрый темп. Джем хотел было еще ускорить шаг, но Мейси, напротив, пошла медленнее.
— Он играет «Тома Боулинга», — узнала она. — Вы послушайте.
Она улыбнулась, а человек прекратил играть и улыбнулся в ответ.
Анна Келлавей напряглась, потом потянула дочь за руку.
— Идем, Мейси!
Мейси высвободила руку и остановилась посреди дороги, чтобы пропеть последний куплет — ее голос зазвучал высоко и чисто:
Подхватит Тома попутный ветер,
Господь всевидящий когда
Всех призовет на свете
Под свою длань.
И смерть, что разуму не внемлет,
Не получила ничего:
Пусть Том и лег глубоко в землю,
На небесах душа его!
На небесах душа его!
[19]
Она и гармонист закончили одновременно, и на короткое время наступила тишина. Анна подавила рыдание. Раньше эту песенку вместе пели Томми и Мейси — и как здорово у них получалось!
— Ну-ну, ма, — сказала Мейси. — Мы должны и дальше ее петь — ведь мы не хотим забывать Томми, правда?
Она поклонилась гармонисту и сказала:
— Спасибо, сэр. Доброго дня.
Глава третья
Дорога вблизи моста отклонялась в сторону от реки к амфитеатру с его величественной колоннадой при входе, где они познакомились с Филипом Астлеем, где висели афиши, извещавшие:
«СЕГОДНЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!»
Вечер еще не начался, а люди уже толпились у входа. Джем запустил руку в карман и нащупал билеты, присланные им Филипом Астлеем.
У Анны Келлавей в руках оказалась программка, которую ей всучил пробегавший мимо человек, зазывавший публику: «Стоячие места всего за шиллинг и один пенс, сидячие — за два шиллинга и два пенса!» Она разглядывала помятую бумажку, не зная, что с ней делать. Потом разгладила ее на ноге, повернула туда-сюда, наконец стала разбирать слова. Прочтя «Астлей», она поняла, о чем идет речь, и протянула бумажку мужу.
— Нет, возьми это себе, мне она не нужна!
Томас помял бумажку в руках и бросил на землю. Ее подобрала Мейси, отерла грязь и засунула за шнуровку своего платья.
— Сегодняшнее представление, — сказала она, грустно посмотрев на Джема.
Джем пожал плечами.
— А эти билеты у тебя с собой? — спросила вдруг Анна.
Джем резко выбросил руку из кармана, словно делал там что-то неприличное.
— Да, мама.
— Я хочу, чтобы ты немедленно отнес их в театр и вернул в кассу.
— Кто это тут возвращает билеты? — раздался голос у них за спиной.
Джем оглянулся — от стены отделилась Магги Баттерфилд.
— Что это за билеты? Никто не сдает билеты в кассу. Если это действительные билеты, их можно продать и выручить за них больше, чем они стоят. Покажите-ка их мне.
— И давно ты идешь за нами? — спросил Джем, который был рад ее появлению, но при этом спрашивал себя, уж не видела ли она чего-то такого, что он предпочел бы не показывать ей.
Магги усмехнулась и насвистела несколько нот из «Тома Боулинга».
— А у тебя неплохой голосок, мисс Пидл, — обратилась она к Мейси, которая улыбнулась и зарделась.
— Ну-ка, уходи отсюда, девица, — распорядилась Анна. — Мы не хотим, чтобы ты тут ошивалась рядом с нами.
Она оглянулась посмотреть, одна ли Магги или с ней кто-то есть. Несколько дней назад их посетил отец Магги — пытался всучить Томасу крашеный дуб, выдавая его за черное дерево. И хотя Томас предположил, что и самого Дика кто-то провел, продав ему подделку, Анна невзлюбила Баттерфилда еще сильнее, чем его дочурку. Магги не обратила внимания на слова матери Джема.
— Так у вас билеты на сегодняшнее представление? — холодно спросила она Джема. — Какие? Уж наверное, не на балкон. Не могу себе представить ее, — она мотнула головой в сторону Анны Келлавей, — среди всех этих мошенников.
Джем сам не знал, куда у них билеты, и не смог противиться желанию — вытащил их из кармана и прочел:
