Мейси ахнула. К счастью, разговаривающие не слышали ее.
— Но вы скоро вернетесь, Келлавей. В марте мы возвращаемся.
— Это целых пять месяцев, сэр.
— А представляете, Келлавей, как обрадуется ваша семья, когда вы вернетесь. Для меня и Патти это всегда праздник. Разлука делает сердца нежнее.
— Не знаю, сэр. Я должен поговорить об этом с Анной и дам вам ответ завтра.
Филип Астлей начал было что-то говорить, но тут впервые Томас Келлавей прервал его.
— Извините, сэр, мне нужно работать.
Мейси услышала, как дверь открылась и закрылась — ее отец ушел.
Из соседней ложи раздался сдавленный смех.
— Нет-нет, Фокс, только уж ты-то это не начинай.
Смех не прекратился.
— Черт возьми, Фокс, он меня переиграл, да? Он и в самом деле полагает, что у него есть выбор, да? Но тут решения принимаю я, а не плотники.
— А разве не ваш сын должен принимать эти решения, сэр? Ведь это он управляющий.
Филип Астлей еще раз тяжело вздохнул.
— Ты так думаешь, Фокс? Но посмотри на него.
Мейси бросила взгляд вниз: Джон Астлей гарцевал на своей кобыле по арене, а мисс Ганна Смит смотрела на него.
— Вот что у него получается лучше всего, а не сидеть здесь и принимать решения. Кстати, о решениях, пригласи-ка сюда мисс Девайн.
Глава третья
Джон Фокс прошел по балкону в ложу на другой стороне. Хотя мисс Лаура Девайн, по всей вероятности, видела, что он направляется к ней, но не шелохнулась и не ответила на стук в дверь — так и осталась сидеть, вперив взгляд в Джона Астлея, находившегося в дальней части арены. Джон Фокс вошел в ложу, наклонился и прошептал что-то мисс Девайн на ухо, после чего отошел к дверям и встал там в ожидании.
Долгое время она оставалась недвижима. Не шевелился и Фокс. Наконец она все же взяла свою шаль, накинула ее на плечи, оправила юбку, провела рукой по темным волосам, уложенными в узел на затылке, и только потом оперлась на услужливо предложенную ей руку Фокса. Он провел ее по балкону так, словно тот был заполнен обычными грубоватыми зрителями и ее нужно было защитить от них. Когда они вошли в ложу Филипа Астлея, она сказала: «Останьтесь, Джон», словно его галантные манеры могли смягчить неизбежный удар. Она ждала, что это случится, вот уже несколько недель.
Мейси тоже знала, что должно произойти. Она и ее мать видели, что мисс Девайн стала исполнять свои номера медленно и неуклюже, и догадывались, в чем дело. Еще она знала, что присутствие Джона Фокса почти никак не повлияет на исход дела, ну разве что на форму, которую выберет мистер Астлей.
— Мисс Девайн, прошу вас, — произнес мистер Астлей тоном, абсолютно непохожим на тот панибратский, каким он говорил с Томасом Келлавеем. — Садитесь, моя дорогая, вот здесь — рядом со мной. Вы сегодня какая-то бледненькая, правда, Фокс? Мы попросим миссис Коннел приготовить вам немного бульона. Она только этим и поднимает меня на ноги, когда я не в себе, а Патти — так та клянется этим бульоном, верно я говорю, Фокс?
Ни Джон Фокс, ни мисс Девайн никак не отозвались на его разглагольствования, что подвигло его на новую тираду.
— Вы смотрели репетиции, моя дорогая, так? Впечатляющее зрелище к концу сезона, а он уже на носу. А потом новая поездка в Дублин. Ну-ка, Фокс, скажи мне, сколько раз мы еще будем паковаться и пересекать Ирландское море?
На этом он остановился, поскольку понял, что это было не самое тактичное высказывание.
Филип Астлей и в самом деле вроде смешался и не знал, что сказать. Но это продолжалось всего несколько мгновений, которых, впрочем, было достаточно, чтобы его слушатели поняли: он борется с самим собой, заставляя себя сказать то, что должен. Как бы то ни было, но мисс Лаура Девайн проработала в цирке Астлея десять лет, и наконец он нашел нужные слова:
— Вы стали мне как дочь, моя дорогая, да, как дочь. Вот почему я знаю, когда происходят изменения — ведь я знаю вас не хуже, чем отец знает свою дочь. А изменения произошли, моя дорогая. Ведь так?
Мисс Девайн ничего не сказала.
— Неужели вы думали, что я не замечу, Лаура? — спросил Филип Астлей, наполнив своей природной нетерпеливостью голос. — Да половина публики догадалась! Неужели вы думали, что мы не заметим, как вы полнеете и становитесь медлительнее? Да у вас «поросенок на вертеле» превращается в настоящую свинью.
Мейси задержала дыхание, чтобы ничем не нарушить испуганную тишину, наступившую после этого жестокого замечания. Но эта же тишина требовала, чтобы Филип Астлей заполнил ее.
— Так скажите мне, деточка, о чем же вы думали? Как вы допустили, чтобы такое случилось с вами? Я полагал, у вас для таких дел достанет ума.
После короткой паузы он добавил уже мягче:
— Он не подходит вам, Лаура. Вы это наверняка прекрасно понимали, разве нет?
Наконец мисс Девайн заговорила, хотя ответила она совсем на другой вопрос.
— Это потому, что моя семья недостаточно для вас хороша? — спросила она своим низким шотландским голосом — таким низким, что Мейси пришлось податься вперед, чтобы услышать. — Видимо, ее семья устраивает вас больше.
Мисс Смит теперь неторопливо скакала по арене на своем жеребце, а Джон двигался в противоположном направлении. Каждый раз, проезжая мимо друг друга, один из них передавал другому стакан с вином, из которого второй делал глоток, чтобы вернуть бокал обратно при следующей встрече.
— Лаура, я ни коим образом не могу оказывать влияния на выбор моим сыном женщин. Это его дело. Я не хочу вступать с ним в пререкательства, требовать у него объяснений, почему он поступает так, а не иначе. Это уж вы сами с ним решайте ваши проблемы. Единственное, чем занимаюсь я, — это представление и исполнители. И если я вижу, что член труппы больше не может толком исполнять свой номер, то я вынужден принимать меры. Прежде всего я пригласил в труппу мсье Рише из Брюсселя.
Последовала короткая пауза.
— Мсье Рише ходуном ходит на канате, — с отвращением сказала мисс Девайн. — Клоун в воздухе.
Она была права в том смысле, что у двух этих канатоходцев был абсолютной разный стиль. Для мисс Лауры было делом чести и к тому же вкуса не раскачиваться, когда она шла по канату. Ее номер был гладок, как ее темные волосы и бледная кожа.
— Когда Джон и мисс Смит закончат на арене, — продолжал Филип Астлей так, будто она ничего и не сказала, — вы должны будете отрепетировать номер с мсье Рише к последнему представлению, чтобы представить его таланты зрителям и подготовить их к тому, что в следующем году он будет выступать соло. Потому что вы не поедете с нами в Дублин, мисс Девайн, и не будете работать в цирке, когда мы вернемся. Мне очень жаль, моя дорогая, поверьте, но тут никуда не денешься. Вы можете оставаться там, где живете, еще месяц.
