– Пока, – уточнил Харднетт. – Пока не можем.
– Вы думаете, что только пока?
– Я оптимист.
– Завидую, завидую, завидую, – пропел Седой таким тоном, что стало понятно – ничего подобного, не завидует. Предпочитает быть реалистом. Помолчав какое-то время, он вдруг улыбнулся и сказал: – А знаете, по одной старинной мистической легенде, все альтернативно-одаренные в прошлой жизни страдали грехом гордыни, за что, собственно, и дан им в этой жизни такой странный облик. Не слышали такую легенду?
Харднетт ничего подобного не слышал, покачал головой – нет. А по сути заметил:
– Чушь это все. Я же говорю, появление этих парней закономерно. За-ко-но-мер-но. Понимаете? Так же, как закономерна была подверженность евреев-ашкенази наследственным генетическим изменениям, известным под названием «болезнь Тея-Сакса». Наверное, слышали о такой?
Седой задумался, поиграл бровями и удрученно покачал головой:
– К сожалению, не в теме.
– Эта болезнь приводила к увеличению количества дендритов, – пояснил полковник. – Хотя лично я вовсе не склонен считать эти генетические изменения болезнью. Глупо считать подобные изменения болезнью. Ей-богу, глупо. Как и синдром Дауна считать…
– Извините, – прервал его Седой, – я не расслышал, к увеличению чего это болезнь, которая не болезнь, приводила?
– К увеличению дендритов, – повторил Харднетт. – Это такие древообразно разветвленные отростки нервных клеток. Их увеличение приводит к значительному повышению интеллектуальных способностей.
– Вы это серьезно? – не поверил Седой.
– Более чем. Вы знаете, что абсолютно все открытия, положенные в основу теории Над-Пространства, сделали ашкенази, страдающие синдромом Тея-Сакса?
– Не может быть?!
– Точно, – кивнул Харднетт.
– Так уж и все?
– Абсолютно.
– А откуда, уважаемый, вы это знаете? – все еще не верил Седой.
– Откуда? – Полковник задумался. – Ну, скажем так, обобщил и проанализировал некоторые данные.
– Закрытые?
– Почему закрытые? Все эти сведения свободно публиковались в различных монографиях. А что, вас что-то смущает?
– Нет-нет. Просто… Просто ничего подобного слышать не доводилось.
– Не удивительно. За всем не уследишь и все не переваришь. Никакой памяти не хватит. – Харднетт постучал по голове в районе Д-зоны. – Даже этой.
– Согласен, – кивнул Седой.
– Так вот, послушайте. Когда все необходимые открытия по Над-Пространству были сделаны, ашкенази перестали… В общем, болезнь Тея-Сакса больше не наблюдается. Восемьдесят лет уже как не наблюдается. Думаете, все это случайно?
– По-вашему, Предтечи так задумали?
– Именно. Функция полностью реализована – функция отключена. Вот и Проводники тоже заточены под определенную функцию. И, слава Богу, что настали такие времена, когда они могут исполнить свое предназначение.
– Вы это с таким придыханием говорите, будто завидуете им, – улыбнулся Седой.
– Да, завидую, – признался Харднетт. – А как тут не позавидовать?
– Чему именно вы, уважаемый, завидуете?
Полковник не стал спешить с ответом. Сначала подлил вина в бокал, пригубил и дал возможность горячему жирному осьминогу расползтись по нутру. Только потом, видя, что неугомонный сосед все еще ждет ответа, сказал:
– У меня вызывает зависть то обстоятельство, что они теперь знают, зачем существуют.
– Даже так?! – удивленно воскликнул Седой. – А зачем они, на ваш взгляд, существуют?
Харднетт пожал плечами:
– Разве не понятно?
– Если честно – как-то не очень.
– Полагаю, смысл их существования именно в том, чтобы дать возможность разбросанному по Вселенной человечеству собраться в кучу. Утилитарная, конечно, задачка, но все же привносящая в их жизни хоть какой-то смысл.
– Да уж, есть чему завидовать, – разочарованно протянул Седой и спросил: – А мы, люди, надо понимать, не знаем, зачем существуем?
– Думаю, что нет, – посетовал Харднетт. – Я, например, не знаю. По большому счету, конечно. Вы знаете?
Седой не ответил, и полковник продолжил:
– Не считать же, ей-богу, смыслом существования человека две эти наши извечные забавы – инфантильное созерцание звездного неба над головой и бесперспективное деление всего подряд на Добро и Зло. Чушь! Тогда уж лучше думать, что человек рождается единственно для того, чтобы выпить энное количество замзам-колы, потом энное ее количество, извините, отлить и тут же помереть. Так честнее… Мускус.
– Что «мускус»? – не понял Седой.
Харднетт шумно втянул ноздрями воздух:
– Никак не мог вспомнить запах. Чувствуете – мускус?
Седой поводил носом:
– Нет.
Повисла пауза.
Первым ее нарушил Седой. Постукивая пальцами по обложке книги, он вдруг заявил:
– А я, пожалуй, скажу вам, уважаемый, зачем мы существуем.
– С интересом выслушаю, – откликнулся полковник, вновь потянувшись к бокалу.
– Если исходить из вашей же логики, то существуем мы единственно для того, чтобы дать жизнь Проводникам.
– Занятно… – Харднетт поднял бокал и поднес к свече. – Они для нас, а мы для них. Правда, занятно. Я с такой стороны никогда на это дело не смотрел. Только…
Полковник замер: пламя, которое он наблюдал сквозь гранатовый фильтр, завораживало.
– Что вас, уважаемый, в этом смущает? – не выдержал его молчания Седой.
Харднетт вздрогнул, поставил бокал на скатерть и, не без усилия вспомнив, в чем состоит суть их философской беседы, включился:
– Если мы для них, а они для нас, то тогда напрашивается и встает в полный рост новый вопрос.
– Какой же?
– Очевидный. Зачем существует этот симбиоз – мы и они? Ведь зачем-то он существует.
Седой пожал плечами и вдобавок развел руками: мол, тут надо подумать и подумать основательно.
– Быть может, просто для экспансии? – предположил Харднетт. – Чем не цель?
– Возможно, что и для экспансии, – поддержал было версию Седой, но тут же ее и опроверг: – Только экспансия – это все же, согласитесь, инструмент достижения цели, а никакая не цель. И уж тем более не Цель с большой буквы.
– Ну да, наверное, – лениво признал полковник очевидное. – Тогда где ответ?
– Я так скажу. – Седой зачем-то переложил книгу с места на место. – Вопрос этот – болото. И лучше туда не лезть. Попадете в омут темы Спасения и сгинете.
