– Жарко тут у вас, – сказал полковник, чтобы что-то сказать. – Всегда так?
– В это время – всегда, – ответил Колб и, показав рукой на тент, под которым несли службу два бойца конвоя, выставленные для охраны места происшествия, сказал: – Вот кому хорошо.
– Этим вон тоже неплохо, – откликнулся Харднетт, махнув в сторону вертолета. В его тени, распластавшись прямо на камнях и подложив под голову шлемофон, спал пилот. Штурман сидел рядом. Прислонившись спиной к колесу шасси, листал журнал для взрослых мальчиков и посасывал из вспотевшей банки замзам-колу.
Колб сделал отчаянно долгую затяжку, после чего с завистью произнес:
– Эх, я бы сейчас тоже не отказался от зеленых бульбочек из холодильника!
Харднетт сочувственно покивал, а потом зачем-то сказал:
– На Кунаре две недели назад торговый представитель «Замзам Корпорации» умер от тропической лихорадки.
– Да?.. И что?
– Да ничего. Аборигены руководству местной Экспедиции докладывать не стали, сами похоронили.
– Умные, что ли?
– Получается. Мало того, они вместе с ним еще и двух младших менеджеров похоронили.
– А с этими что? Тоже от лихорадки скопытились?
– Нет. Этих живьем похоронили.
– Как это?
– Ну как. Поймали, связали, ступни отрубили и кинули в могилу к боссу.
– Вот дикари! – не то возмутился, не то восхитился Колб. И тут же затянулся.
– Принято у них так, – пояснил Харднетт. – Хозяин умирает – челядь тоже отправляют на тот свет.
– Чтоб и там лизали?
– Вроде того…
– А ступни – это зачем?
– Полагаю, чтоб не сбежали с того света на этот.
– Дикари, – подытожил Колб и вдруг вскрикнул: – Ох, е-мое! – Сигарета догорела до фильтра и обожгла ему пальцы.
– Они в могилу и все оборудование, которое в офисе имелось, сбросили, – добавил Харднетт. – Удружили, короче.
– А как узнали?
– Там у них девчушка работала по связям с общественностью. Умудрилась сбежать.
– По связям с общественностью, говорите? – понимающе хмыкнул Колб.
Харднетт, давая понять, что понимает намек начштаба, улыбнулся:
– Ну да – с общественностью.
– И что решили?
– Еще не решили. Заседание Комиссии через десять дней.
– И все будет как всегда? – спросил Колб и поежился, будто от холода, хотя горячий пот по-прежнему заливал ему глаза.
Полковник не успел ответить – попавшей в мышеловку крысой заверещал анализатор.
– Ну и что там у нас? – первым полез к прибору начштаба.
Харднетт аккуратно оттеснил его плечом и, считав с дисплея результаты анализа, объявил:
– Это кровь Воленхейма.
– Точно? – зачем-то спросил Колб.
– Точнее не бывает. Группа крови – АБ. Резус-фактор – плюс. Мутация известного нам гена – плюс-минус. Полное совпадение с данными Курта Воленхейма. У Арнарди – группа Б и мутация плюс-плюс.
– Помните на память? – удивился Колб.
– Помню, – заверил Харднетт. – Я много чего помню. Даже свое имя.
Пропустив колкость мимо ушей, начальник штаба спросил:
– Выходит, это Арнарди замочил Воленхейма и спер раймондий?
– Все же напираете на то, что было убийство. Где тогда тело?
Колб опять проверил наличие кадыка, после чего выдал:
– А допустим, Арнарди его с собой забрал или закопал где-то.
– Ну, давайте допустим, – согласился Харднетт и стал рассуждать: – Допустим, убил. Допустим, забрал или там закопал. Допустим, табличку написал. Но вопрос все тот же: кто тогда пульт мортиры лапал?
– Черт, забыл! – Колб несколько раз стукнул себя по голове кулаком. – Мозги кипят. Не, ну а как иначе?
– Пока не знаю. Плохо, что связи нет. Пробили бы «пальчики» и определились бы: кто, за что и после кого хватался. Картина бы хоть немного прояснилась.
– Что поделать, – вздохнул Колб, – Долина Молчания мать ее за ногу!
Произнес он это так, будто лично был повинен в том, что Долина Молчания является Долиной Молчания.
– Вот то-то и оно, что Долина Молчания, – сказал Харднетт. – Поэтому с уверенностью могу сказать только одно: кровь, что обнаружена внутри вездехода, принадлежит Курту Воленхейму.
– Это что же у нас получается? Арнарди его не убивал, но кровь… Кровь – вот она. Значит, он его ранил?
– Все может быть. Может, Арнарди его ранил, а может, Воленхейм в носу ковырялся и сам себе там все расцарапал до крови.
– Столько кровищи из носа?
– Я для примера.
Начальник штаба какое-то время молчал, потом вдруг оживился, сполз вниз и начал изображать, как оно все, на его взгляд, могло случиться.
– Вот представьте, господин полковник. Идет между ними ругань. Воленхейм там, наверху, с винтовкой, Арнарди здесь, внизу, с «Вороном». Есть у него такой. Наградной. Ну и вот. Тот там, а этот тут. Расплевались и ну засаживать друг по другу.
– Мы ни одной гильзы формата СН не нашли, – напомнил Харднетт. – Тут кругом только семь шестьдесят два на пятьдесят один. Двести процентов – Арнарди из своего «Ворона» не стрелял.
– А может, он гильзы подобрал?
– Так тщательно прибрался? Это ночью-то и впопыхах?
– Ну и что, что впопыхах? Запросто.
Харднетт покачал головой:
– Смеетесь?
– Ладно, пусть не стрелял, – нехотя согласился Колб. И тут же выдвинул новую версию: – Значит, нож метнул. У него десантный был. Я лично видел. Во-о-от такой вот здоровенный тесак.
Начальник штаба показал руками длину ножа.
– Ну и что дальше? – спросил Харднетт.
– А дальше вот так. – Колб встал в боевую стойку и изобразил, будто выхватывает и кидает нож. – Метнул и ранил Воленхейма.
– А тот?
– А тот, истекая кровью, продолжил по нему палить из восемьдесят шестой.
– И что – промазал?
– Почему промазал? Как можно промазать самонаводящимися?
– Вот и я о том же. Нельзя промазать. Но там, внизу, крови-то нет. А судя по количеству выпущенных пуль, должно быть море крови. Насчет моря вру, конечно, но литров шесть – точно.
– Вот черт! – Колб растерянно развел руками. – Ну давайте поищем ее, что ли. Может, в грунт впиталась? Не по пустому же месту он стрелял.
