— Обязательно, — кивнул Леха. — Как никак великий, а не кукла самоварная.
— Честно говоря, я боялся, что упрашивать тебя придётся.
— Это я уловил. И, как понимаю, подпоить решил, чтоб сподручнее было дело обстряпать?
Это было неправдой. Вернее — не совсем правдой. Поэтому я поводил пальцем перед его носом:
— Нет, друг разлюбезный, всё не так. Не подпоить я тебя решил, а расположить.
— Эх, плохо ты меня дракон знаешь, — легонько, по-дружески ткнул Леха меня кулаком в лоб.
— Я тебя вообще не знаю.
— Ну-у-у! Пошёл из лога в степь.
— Правда, не знаю.
— Ладно, узнаешь ещё, чай не последний день на свете живём.
Подёргав себя за лацкан куртки, я спросил:
— Ну и что, мне шкурку скидывать? Или как?
— Не нужно, — мотнул Лёха головой. — Ты ж не у лекаря на приёме, я и так всё вижу. То, что там написано, на здешний язык можно так перевести: «Жду тебя, дракон, в том самом месте». Всё.
— Это как понять?
— А чего тут не понять? Ясно же всё. Как божий день ясно. Ждут тебя где-то, дракон. Ожидают.
— Понимаю, что ждут. Не понимаю, где ждут. Что это за место такое — «то самое»?
— Ну, брат, это ты давай у себя спрашивай. Тебе написано, значит, адресок знаешь. Тут я тебе не помощник.
— А кто меня ждёт, там не написано? Подпись не стоит?
— Вот чего нет, дракон, там, того нет.
Затратив некоторое время на то, чтобы переварить полученную информацию, я задумался вслух:
— Где ждут — не понять. Кто ждёт — не известно. Когда ждут — тоже не сказано.
— Насчёт «когда» это ты, дракон, глупость порешь, — сказал Лёха. — В Запредельном нет понятия «когда». Там вообще времени нет. Но если так тебе легче будет, считай, что ждут тебя там всегда.
— Подожди, это место, оно что, в Запредельном находится?
— Очевидно.
В свете раннее изложенной Лёхой доктрины его убеждённость показалась мне подозрительной.
— Я чего-то тебя, Алексей Петрович, не пойму, — поймал я его на нестыковке в показаниях. — Ты же вот только что сказал, что Запредельного нет.
Он в ответ прищурился хитро:
— А ты что великий?
— Нет… пока.
— А раз нет, значит, для тебя Запредельное есть.
— А что ж ты тогда…
— Это я тебе для общего развития. Ты дракон, тебе можно.
— А был бы человеком?
— Тогда бы ничего не сказал.
— Почему?
— Почему? Хороший вопрос. А ты вот скажи, чем отличается ум дракона, от ума человека?
— Человек может понять то, чего не может вообразить. А дракон может вообразить то, чего не может понять.
— Во-о-от, — не совсем уже трезвым голосом протянул Лёха. — Вот ты сам и ответил на свой вопрос.
Взял банку, глянул сквозь неё на свет и разлил остатки спирта по кружкам. А когда чокнулись и выпили, он закусывать не стал и сказал на выдохе:
— Уважаю я тебя, дракон. Вот ты меня критиковал давеча, а я тебя всё равно уважаю. Ну а ты меня?
— И я тебя уважаю, — ответил я.
Леха ткнул сначала меня в грудь, потом себя и сказал:
— Мы с тобой уважаемые люди.
И я не человек, подумалось мне, и ты уже не совсем.
Вслух ничего не сказал. Похлопал Леху по плечу на прощание и пошёл, стараясь идти прямо, по направлению к шесту, который, как я понял, торчал сразу в двух лоскутах Пределов. Не успел я и трёх шагов сделать, как Лёха меня окликнул. Потом зачерпнул из коробки горсть сахара, подошёл, слегка шатаясь, и сунул мне словами:
— На дорожку.
— Зачем? — стал я отнекиваться.
Но он, упреждая все доводы, сунул сахар мне в карман куртки и полез обниматься. Обхватил меня крепко и прижал к груди, как брата родного. А когда я сумел от него оторваться, увидел, что стоит передо мной не великий маг и живой бог Лёха Боханский, а кондотьер Серёга Белов. Стоит весь такой удивлённый и косится на машину, из окна которой смотрит на нас не менее удивлённый Боря Харитонов.
Глава 22
После того, как я пересказал Архипычу содержание анонимки, кондотьер обмозговал это дело быстренько и заявил, что «то самое место» мне, дракону кручённому, конечно же, известно, просто моё засоренное всякой чепухой сознание не может сходу соотнести его с тем, о котором сказано в послании. Говорил он убеждённо, решительно, не выказывая ни малейших сомнений, а я слушал и думал: до чего ж обидно, когда розы истины расцветают на медоточивых устах мудрейшего из мудрейших, а тебе почему-то от этого ничуть не легче. Даже напротив — во стократ труднее.
Одно место, которое мы, нагоны, между собой называем «тем самым», вернее с заглавных букв — «Тем Самым», я действительно знал, но оно по моему разумению в эту тему никоим образом не вписывалось. Настолько «никоим», что просто караул. На птичьем нашем языке эвфемизм «То Самое Место» означает удивительную точку на пересечении улицы Марата и переулка Гашека, где находится вход в драконье Подземелье. Место это хотя и публичное, но по сути своей тайное, ибо никто чужой о его предназначении никогда не догадывался, не догадывается и не будет догадываться. Вот почему у меня имелись веские причины сомневаться, что пославший записку (кем бы он там ни был — боссом Варвары или господином хомма) ждёт меня именно там. А то обстоятельство, что словосочетание «то самое место» было мной, действующим Хранителем, услышано здесь и сейчас вне служебного контекста, отнёс я к чистой случайности.
— Нет, — сказал я твёрдо в ответ на все уверения Архипыча. — Ерунда это полная. Сам, Серёга, подумай: если понимать послание в прямом смысле, то выходит, что мы — я и тот, кто руку мою приказал изуродовать — пересекались где-нибудь когда-нибудь и поэтому у нас с ним есть некие общие воспоминания. Но это не так. Уверяю тебя.
— Ты, Егор, как-то уж больно по-житейски рассуждаешь, — возразил кондотьер. — А тут не житейские пласты вспаханы, тут о-го-го какие пласты вспаханы. Может, он всё, то есть абсолютно всё о тебе знает. И не нужно ему никаких общих воспоминаний. Ему достаточно твоих.
Это замечание прокомментировать я не успел, потому что в наш разговор вмешался Боря Харитонов. Продолжая рулить, и не отрывая взгляда от мокрой щербатой дороги, он посоветовал простодушно:
— Ты, братишка, мозги-то включи на полную катушку. Из Города уже лет двести никуда не уезжал, сидишь как на привязи, стало быть, и место это должно быть где-то здесь. Рядом. Быть может, это просто место Силы какое-нибудь? Почему нет? Коса Адмирала, к примеру. Или перекрёсток Маркса и Ленина. Или — чем чёрт не шутит — подземный переход Чёрной Невесты на Лермонтова. Или ещё что-то типа того. Ты копни хорошенько. Копни-копни. Глядишь, что-нибудь дельное на ум и придёт. Только не очень глубоко копай. Глубоко копать — заранее облажаться.
