— Ладно тебе, Егор. Не финти. Сечёшь прекрасно, о чём толкую.
— Не-а, не секу, Серёга. Не секу и не просекаю.
Кондотьер хмыкнул недовольно, а потом громко вздохнул и покачал головой. Жуть как не хотелось ему чинить разборки. Но должность обязывала.
— Ну хорошо, — глядя куда-то в сторону сказал он. — Раз не просекаешь, значит, не просекаешь. Тогда слушай сюда. Тут такое дело.
— Кто жив, тот знает, такое дело: душа гуляет и носит тело, — перебил я его в бессознательной попытке оттянуть неприятное разбирательство.
Номер не прошёл, Архипыч, не обратив на моё глубокое метафизическое замечание ни малейшего внимания, поведал следующее:
— Сегодня на рассвете срочный вызов случился, вампиры двух своих подняли возле Ухашовского моста. Не до того нам, честно говоря, было, с чёрным демоном возились, но дежурную бригаду всё же отправили. Не могли проигнорировать. Не имели права. Так вот парни докладывают, что занятную картинку обнаружили на берегу. Представляешь, двум упырям из стаи Дикого Урмана кто-то ночью головы отсёк.
— Да ты что! — притворно дался диву я и покачал головой: — Ай-яй-яй, нехорошо-то как.
— Ничего про это не слышал? — проигнорировав моё чернушное шутовство, полюбопытствовал Архипыч.
Я смерил его взглядом.
Глыба. Монумент. Памятник. Памятник силе, чести и отваге того битого, за которого десять битых дают. Врать такому, что от Вечного Огня прикуривать, потому ответил уклончиво:
— А в чём проблема?
— А в том проблема, что упыряки эту зажигалку возле одного из трупов нашли, — чётко проговаривая каждое слово, произнёс Арихипыч. И, ткнув в зажигалку пальцем, добавил: — Штучка, между прочим, эксклюзивная. Гравировка на ней имеется примечательная. Надпись на дарсе. На древнем драконьем языке.
— А я, Серёга, и не отрекаюсь, что вещица моя. Глупо отрекаться. Ты же её у меня видел тысячу раз.
Признался и, слямзив зажигалку с его похожей на совковую лопату ладони.
— Значит, всё-таки ты там был сегодня ночью? — шумно, как после выпитой стопки водки, выдохнул молотобоец.
Вопрос прозвучал как утверждение.
Ответил я не сразу, несколько секунд искал верную линию поведения, но в итоге решил, что проще всего сказать правду, и как с обрыва в воду прыгнул:
— Был.
И сразу услышал главный вопрос:
— Вампиров ты завалил?
— Нет, Серёга, — мотнул я головой. — Это как раз они меня завалить пытались.
— Ой ли, Егор? — прищурился кондотьер.
— А зачем, скажи, мне врать? Я ваших людских законов не боюсь, я дракон, я неподсуден. Завалил бы кого, так бы прямо и сказал: завалил.
— Законов ты не боишься, понимаю, — не стал спорить молотобоец, — а как насчёт Дикого Урмана?
Поймав его внимательный взгляд, я пожал плечами:
— Не понимаю, куда ты клонишь.
— Всё ты, Егор, отлично понимаешь. Как ни крути, а вожак упыриной стаи в плане боевой магии покруче нагона-мага будет.
— И что с того?
— А то, что вряд ли хочешь, чтобы дохлых упыряк на тебя повесили. Разве нет?
— Чего хочу, чего не хочу, это, извини, Серёга, сугубо моё дело. А твоё дело знать, что я этих диких пальцем не тронул. Это также точно, как и то, что смерть неизбежна, а жизнь прекрасна.
— Ага, прекрасна, — ухмыльнулся Архипыч. — Если правильно подобрать антидепрессанты.
Какое-то время мы молчали, потом кондотьер спросил:
— Слушай, а может, свидетели есть?
— Свидетели? — Я задумался. — Нет, свидетелей нет. Зато есть моё честное слово. И слово это такое: я их не трогал. Веришь?
— Верю. Но если не ты, то кто? Может, истребители?
— Не знаю.
— Как же так, Егор? — покосился на меня Архипыч. — Ведь ты там был.
— Был-то я там был, но только ничего не видел. Когда им секир-башка делали, пребывал в глухой отключке.
Молотобоец крякнул и огладил бороду:
— Это как так?
Ничего не оставалось, как рассказать о мрачных событиях прошедшей ночи. И я рассказал. Только о спасителе своём, о чёрном мотоциклисте умолчал. А закончил свою историю такими словами:
— Что касается Урмана, тут ты, Серёга, ошибаешься. Не боюсь кровососа. Дёрнется, разорву в Ночь Полёта как тузик грелку.
— До ближайшей трансформации тебе ещё дотянуть нужно.
— Уж как-нибудь дотяну. А если нет… Так на этот счёт скажу: смерть в бою не самое ужасное из того, что готовит серьёзным мужчинам их неясная будущность.
— Ага, — понимающе подмигнул мне Архипыч. — Не самое ужасное. Тем более что смерть для отдельных серьёзных мужчин есть понятие весьма условное. Ведь так, Егор?
Кондотьер намекал на дарованную Высшим Неизвестным способность нагонов к воскрешению. Я это понял, но никак не прокомментировал. А он не унимался:
— Стало быть, не боишься?
— Пустое.
— А я боюсь.
— Чего ты, душа моя, боишься?
— Войны между дикими вампирами и золотым драконом боюсь. Вы же, Егор, дойдёт до драки, весь город на уши поставите. Бои местного значения развернёте будь здоров. Всё запылает.
— Тебе-то что?
— Мне? — Архипыч повёл могучими плечами. — Мне ничего, а вот город жалко. Как говорит наш общий приятель Лао Шань, одна искра может спалить десять тысяч вещей, но когда исчезнут эти вещи, где пребывать огню?
Понимая его озабоченность, я попытался успокоить:
— Не волнуйся, Серёга, постараюсь снять тему с повестки очень аккуратно.
— Ладно, — протянул мне Архипыч свою огромную пятерню. — Закончили базар ни о чём. Понадобится содействие, зови. Ты меня сегодня здорово выручил, по гроб жизни теперь твой должник.
Слова эти прозвучали как песня, но я прекрасно понимал, что молотобоец имеет в виду помощь сугубо неофициальную. На официальную дракон рассчитывать не может. Тот, кто не признает людских законов, лишён официальной защиты по определению. Что, впрочем, не мешает ему рассчитывать на помощь, оказанную в частном порядке.
Сдавив что есть силы ладонь кондотьера, я предупредил его:
— Ловлю на слове.
— Не надо меня на слове ловить, — обиделся Архипыч. — Ты же знаешь, я своё слово всегда держу.
— Извини, — хлопнул я его по спине. — Глупость спорол.
На том и разбежались. Он двинул навстречу незадачливому столичному ревизору, которой в сопровождении Нашей Маши появился во дворе, а я через служебный вход вошёл в торговый комплекс и узкими залами выбрался на Пролетарскую, где на стоянке возле цирка стоял мой болид.
