«Студент» же обронил через плечо:
— Не скучай, Хабиб. — После чего накинул на голову капюшон и обратился к «майору»: — Ну что — как обычно? На Тимирязева, до пожарной вышки, а потом по кругу?
— Погоди, братец, не гони лошадей, — откликнулся «майор». Вытащил неспешно сигарету, чиркнул зажигалкой и, выпустив дым после первой затяжки, заметил мечтательно: — Эх, не пёхом бы сейчас кругаля выписывать, а мышью летучей полететь. — И тут же спустил себя с небес на землю: — Только рождённый ползать, увы, летать не может.
На что «студент» справедливо заметил:
— Вообще-то, может. Если випом станет.
— Место випа у нас всего одно и оно занято, — напомнил «майор». — Или ты, Гоша, собрался Урмана сковырнуть?
— Я? — «Студент» заметно напрягся. — Нет. Что я самоубийца, что ли?
— А чего ж ты тогда?
«Студент» недоумённо мотнул головой:
— Погоди-погоди, Петрович, чего-то я чуток не догнал. Это же ты сказал, что летать хочешь. Ты. Не я.
— А ты типа не хочешь?
— Я? — Гоша оскалился в попытке улыбнуться. — Я, Петрович, и так летаю. Не всегда, конечно, время от времени, но летаю.
— Как это? — не понял «майор».
— Как птица.
— Шуткуешь, братец?
— Зачем? Правду говорю. Про бэйсд джампинг слышал?
— Что за ересь?
— Прыжки со специальным парашютом.
— С самолёта, что ли?
— Нет, с горы какой-нибудь. Или с небоскрёба. Или ещё с чего-нибудь типа этого. Я вот, например, недавно с башенного крана сиганул. Теперь вот с вышки телевизионной собираюсь.
— Ну и как оно?
— Мне по кайфу. Прикинь, ветер свищет, земля хрен знает где, облака — вот они, и ты паришь, словно птица. Огромная такая птица. Просто высший класс. Была бы моя воля…
— Ладно, братец, кончай ля-ля, — грубо оборвал напарника «майор». — Идти надо. Рассвет скоро, а ты тут раскудахтылся.
Швырнул бычок на землю, зло раздавил его и пошагал со двора. Гоша пожал плечами, недоумевая, чего это Петрович вдруг так завёлся, выяснять отношения однако не стал, накинул гарнитуру на ухо и поплёлся следом.
Спору нет, можно было бы напасть и на этих двоих. Одного вырубить, другого прихватить, дальше — по плану. Пожалуй, справился бы. Но не стал этого делать. Зачем? Воевать нужно с умом, по возможности — экономя силы. Пожелание-совет вампира Гоши не скучать, подсказал мне, что тот, кого он назвал Хабибом, остался в доме один. Теперь не нужно было ломать дверь, кричать дурным голосом «Всем на пол, работает ОМОН!» и палить в воздух. Одного можно заломить и без кавалерийской атаки. Даже дикого. Пусть он весь из себя и дикий, но не вип же. Вип в этой банде по определению всего один. И зовут его Урман. Ни фига не Хабиб.
Короче, дождался я, когда стихнут шаги ночных охотников, вернулся из своего укрытия на крыльцо и с силой постучал по двери. Не успела осыпаться шелуха старой краски, внутри послышались шаги. Потом глухой голос спросил:
— Кто?
— Открой, Хабиб, — попросил я, пытаясь подражать вампиру Гоше. — Я плеер забыл.
Хабиб чертыхнулся, потом ещё раз, и стал греметь засовом. Ну а когда открыл дверь, благополучно уткнулся носом в дуло моего кольта. Узнав, выдохнул:
— Дракон?
И попятился.
— Дракон, дракон, — подтвердил я. Не опуская пистолет, вошёл внутрь, прикрыл за собой дверь и принял из рук обалдевшего вампира подсвечник с тремя горящими свечами. Огляделся и кивнул на выход из прихожей: — А ну-ка давай шагай в комнату.
Хабиб, оказавшийся колоритным типом с растоманской шапочкой на голове, но в белоснежной форме олимпийской сборной России, подчинился приказу и безропотно пошёл по коридору. А я естественно за ним.
Комната, в которую мы вошли, дважды повернув направо и один раз налево, оказалась к моему удивлению огромной залой, увешанной восточными коврами и обставленной древней, но добротной, ещё той, сделанной из дерева, а не из стружек, мебелью. И, между прочим, в этой зале стояло, помимо стола и кресел, аж четыре дивана. Легко можно было представить, как на рассвете сползаются сюда, утолив дурную жажду, дикие всей своей развесёлой стаей. И тут же переживают сообща под присмотром дежурного прохождение пика усвоения — те самые знаменитые сто семьдесят минут мучительного отходняка, про которые так поётся в одной их актуальной песне: «Не знаю, когда увидимся вновь. Полночь. Но почти сто семьдесят минут тебя кто-то ждёт».
Осмотревшись, я показал Хабибу на одно из кресел:
— Падай, вампир.
Сам оставил подсвечник на покрытом алом бархатом столе и сел в другое кресло, в то, которое стояло у стены между двумя пилястрами.
— Убьёшь? — выполнив мой приказ, спросил вампир угрюмо.
— Будешь паинькой, нет, — ответил я. — А нет, да.
— Убьёшь, наши тебя найдут потом.
— И что?
— На куски порвут.
— Не пугай, оставлю без обеда.
— Найдут… Не вопрос. Уже ищут.
— Ищут, говоришь. Плохо ищут. Помочь хочу. Я им помогу, а ты мне. — Я поводил дулом пистолета. — Если, конечно, не мечтаешь хлебнуть в полный рост серебра заговорённого.
Вампир, непрерывно следя за движением пистолета, выговорил с трудом:
— Не понимаю тебя.
— А и не надо тебе ничего понимать, — успокоил я его. — Твоя задача Урмана вызвать.
— Урмана? — Вампир дёрнулся как от удара. — Зачем это Урмана?
— А толковать я с ним буду. Так что давай, вызывай. Вызывай-вызывай.
Вампир отвёл глаза:
— Я номера его не знаю.
— Пургу не гони. Я в курсе, что ты у него на своре. Кликнешь, услышит. Давай-давай, не томи.
Хабиб ощерился и ударил ребром правой руки по сгибу левой.
— Как хочешь, — спокойно сказал я. — Найду кого-нибудь другого.
И сразу выстрелил.
Глава 19
Палил я, разумеется, мимо, в диван, что стоял напротив и чуть левее, но Хабиб вдруг взял и опрокинулся вместе с креслом. Трах, бах, и только ножки кверху. И худые ножки вампира в дешёвых тряпичных кедах с ярко-жёлтыми шнурками, и исполненные в виде львиных лап ножки кабриоль. Я было подумал, что пуля-дура вышла из-под контроля и, как водится, дырочку нашла, но потом разглядел прореху в обшивке дивана и сообразил, что нет, ничего подобного, это просто-напросто вампир так резко дёрнулся с перепуга.
Когда чудик пришёл в себя и зашевелился, я поинтересовался сочувственно:
— Эй, как ты там? Не убился?
— Сволочь ты, дракон, — осторожно выглянув из-за кресла, с надрывом отозвался вампир.
