Я приложил руку к груди:
— Извини, промазал. — А затем вновь прицелился: — Сейчас исправлюсь.
Хабиб, который всё ещё стоял на карачках, проворно убрал голову за кресло, но уже через секунду сообразил, что дерево не броня, и промямлил умоляюще:
— Не надо, дракон, не стреляй. Вызову я Урмана.
Для закрепления результата торопиться с ответом я не стал и какое-то время делал вид, что думаю, как поступить. Только через эти несколько секунд, которые, думаю, показались Хабибу вечностью, я опустил пистолет и поторопил, прибавив холода в голос:
— Только давай резвее. И без того провозились из-за твоей глупой настырности.
Вскочив, как новобранец при утренней побудке, вампир поправил съехавшую набок красно-жёлто-зелёную шапчонку, раскидал дреды по плечам, зыркнул на меня исподлобья боязливо, затем закрыл глаза, сложил руки на груди Андреевским крестом и запрокинул голову, вытянув шею так, как вытягивает её гусак, когда глотает воду. Стоял он так с минуту, наверное. Может (я не засекал), немного больше. Затем уронил руки обессилено, открыл глаза, мазнул меня рассеянным взглядом и сообщил еле слышно:
— Всё, дракон, вызвал я Урмана.
— Точно? — спросил я строго.
Вампир ничего не ответил, лишь понуро уронил голову на грудь, получился кивок — да, дескать, точно.
Нутром почуяв, что он не врёт, я приступил к осуществлению следующего этапа своего каверзного плана и, поднимаясь из кресла, спросил притворно-дружеским тоном:
— Скажи, Хабиб, а как вы это делаете? Ментально? Да? Или воете на неслышимой частоте? Или ещё как? Поделись. Уж больно мне это интересно.
И опять ничего вампир мне не ответил, только зубами заскрежетал. Я между тем подошёл к нему вплотную и похлопал несколько раз по плечу:
— Извини, братец, за глупый вопрос. Не сообразил, что это ваша главная военная тайна. Извини. И давай-ка пока передохни.
С этими словами без особой ненависти, исключительно по необходимости хоть как-то уравнять шансы в этой войне я саданул его рукояткой кольта по тыковке. И едва успел пристроить обмякшее тело на прострелянном диванчике и вернуться в кресло, как уже началось. Прежде всего что-то зашуршало на чердаке, затем загрохотала жесть, как я понял, в воздуховоде, после чего по зале, тревожа пламя свечей, какое-то время металась расплывчатая тень. Потом тень успокоилась, замерла под потолком, и стало видно, что это ничто иное, как неимоверно крупная, размером с кошку, летучая мышь. Толком рассмотреть её омерзительную морду я не успел, потому как уже в следующую секунду мышь, ощерив зубастую пасть, издала пронзительный визг, после чего случился негромкий хлопок, а следом и скрывающая от посторонних глаз неаппетитные метаморфозы яркая вспышка. Когда дым рассеялся, а пыль осела, стало видно, что к нам прибыл тот, кто мне и был так нужен, тот, ради кого я всё это затеял, — Дикий Урман. Не самый, между прочим, последний в нашем городе вип.
Именно так — випами или вурдалаками, испросившими пакибытие, величают у нас этих бездушных существ с лёгкой руки одного языкастого монаха-расстриги. Лет уже эдак восемьдесят, получается, их так величают. А до тех бодрых, но кровавых времён, когда в моду вошли всевозможные аббревиатуры, как их только их не обзывали: и вурдалаками вурдалаков, и козырными вампирами, и смурчаками, и анчуками, и кревсами, и ещё много как. Впрочем, как их не называй, суть от этого не меняется. Випы, они и есть випы.
С научной точки зрения, випы — это следующая ступень в эволюции вампиров. Отличий от вульгарных упырей у них масса, всех не перечислишь, но главных — тех, которые имеют принципиальное значение, всего два. Во-первых, випы поголовно колдуны высочайшего класса, а во-вторых, они не потребляют сырец, то есть обычную человеческую кровь, лакают исключительно продукт её перегонки — кровь ординарных вампиров. Из неё, из мутной вампирской крови, которую мы, любители алхимии, между собой называют «вражьей брагой», и получают капля за каплей положенную по статусу и отмеренную природой Силу.
По замысловатым вампирским законам (во всей своей полноте и запутанности они пусть и не с академической дотошностью, но очень подробно описаны в работе «Природные явления полу-жизни и полусмерти» немецкого исследователя Йохана Йозефа фон Герреса), випы имеют право на формирование собственной стаи, членов которой по мере надобности, собственно, и доят. По тем же самым законам, что, в общем-то, на мой взгляд, весьма логично, налагается на випов и вытекающая из права высокая обязанность всегда, везде и всеми доступными средствами защищать членов вверенной стаи. И от других випов защищать, и от охотников на вампиров, и от всяких прочих врагов, которых, к слову сказать, у вампиров в силу их природной непоседливости во все времена было предостаточно. Вот потому-то Урман и нарисовался по первому зову во всей своей красе. Не мог ни нарисоваться. Не мог бросить Хабиба в беде. Обструкция ему бы вышло, если бы не поспешил на помощь. Обструкция, поругание и всеобщее вампирское презрение. Хотя, быть может, дело не только и не столько в этом, а в том, что он по жизни (или что там у них вместо неё?) весьма ответственный вожак. Почему бы, собственно, и нет? Впрочем, без разницы. Как бы там ни было, но он явился.
Где бы и когда бы ни встречал я Дикого Урмана, этого отморозка с лицом херувима и манерами аристократа, всегда он одет щеголевато. Вот и на этот раз будто с раута светского прибыл: лакированные штиблеты, классический пиджак, отутюженные брюки, ослепительно-белая, хрустящая, как жесть, рубашка, и всенепременная атласная бабочка. А в руках тяжёлая серебряная трость-стилет с золотым набалдашником в виде лягушки. Весь Урман хорош сам собой, а в трости его винтажной так ещё и особенный шик. Как никак — кто в курсе, тот понимает — сделана из смертоносного металла. А помимо шика ещё, разумеется, и особое послание тут присутствует. Все должны видеть, какой он рисковый парень. Все должны понимать, что чёрт ему не брат, что плевал он на опасность, что ничего на этом свете не боится. Хотя на самом деле боится, конечно. Каким бы супер-пуперным вампиром ни был, а серебро для него всё одно натуральная смерть. И к тому же — мгновенная. Потому-то и держит трость за изолятор из золота самой высокой пробы, потому-то и в перчатках из отлично выделанной, но отнюдь не тонкой лайковой кожи. Шик шиком, понты понтами, а меры безопасности соблюдает. Куда без них.
Касательно же лягушки золотой, всегда мне было интересно, что означает сей странный татем? Уж больно неблагородное какое-то животное. Не волк, не ястреб, не змея опять же. Почему, спрашивается? Трудно сказать. Напрашивается версия, что это толстый намёк на известные обстоятельства: как лягушка питает себя комарами-кровососами, так и он, Урман, берёт Силу от своих подданных, которые в свой черёд тянут кровь из людей. Возможно, что и так. Но не факт. Слишком версия очевидная и слишком выглядит она простовато. А випы не просты. Ох, не просты они. Особенно дикие. У этих всегда всё своеобычно, всё всегда с какими-то выкрутасами. Честно говоря, иногда подмывает спросить про эту лягушку у Дикого Урмана напрямую, да как тут спросишь, когда в постоянных контрах. И тут опять такой случай вышел, что не до праздного любопытства.
