Выйдя на свежий воздух (ох каким же он мне действительно свежим показался после тамошней вони и гари), вздохнул я полной грудью, умыл лицо дождём и пошёл спешным шагом к машине. А по дороге пытался понять, кто же кого в этой истории использовал грубо. Я ли Воронцова, Воронцом ли меня или Медяковый Штым нас обоих. Думал-думал, но так ничего и надумал. И так решил: да какая, собственно, разница, кто кого. Этот мир на том и стоит миллион лет, что все всех имеют. И ещё миллион на этом простит.
Глава 20
Запасную обойму я нашёл в бардачке в тот момент, когда перебирался по плотине на левый берег. Сунулся за сигаретами, и вот она. Когда и при каких обстоятельствах я её туда закинул, в упор не помнил, и, честно говоря, даже не попытался вспомнить. Хотя надо было бы, конечно. В последнее время всё чаще так бывает, что погрузишься в глубины своего богатого внутреннего мира, а на том, что в это время делают ноги-руки и куда смотрят глаза, не сосредоточиваешься. Эдак и пропасть недолго. Но сейчас мне было не до самоанализа, нашёл и нашёл. Перезарядил пистолет на ходу и сунул его обратно в кобуру.
Подъехал я замысловатыми развязками к тому безобразию, которое задумывалось как ледовый дворец, да в виду крайней скудности городского бюджета так им и не стало, где-то в половине пятого. Вырубил фары, заглушил мотор и осмотрелся. Мрачно. Дождь, тёмное низкое небо, в мутном мареве фонарного света размытые очертания причудливого строения — небольшой пирамиды, поставленной на большую усечённую. Забора нет. Избушки сторожа или чего-то в этом роде тоже, во всяком случае, с этой стороны точно. Между дорогой и стройкой тянется на несколько десятков метров пустырь, поросший бурьяном и диким кустарником. Хорошо видно, как пожухлые стебли и лысые прутья клонятся то в одну сторону, то в другую на хлёстком ветру. Ветру-бродяге тут, вообще, есть, где разгуляться. И чем поживится, тоже есть. Носится беспрепятственно туда-сюда и точит, грызёт, глодает на пару с дождём железобетонный скелет, кинутый людьми на растерзание.
Подняв воротник, я выполз из машины и быстро побежал к жутковатому сооружению сначала по гравию, а потом и — чпок, чпок, чпок — по откровенной жиже. Вскоре добрался до широкого, вырытого под какие-то коммуникации и уже укреплённого рва. Хотел было прыгнуть вниз на бетонный короб, а потом с него на земляную насыпь и тем решить проблему одоления преграды, но вовремя разглядел невдалеке подобие мостика из пробитой в двух местах плиты перекрытия, от дурацкой мысли корчить из себя кенгуру отказался и перебрался на ту сторону, не рискуя здоровьем. А там до цели было уже рукой подать. Через несколько шагов расплывчатая махина вдруг обзавелась вполне конкретными деталями, и я увидел подходящий проём в стене. Метнулся туда и благополучно пробрался внутрь.
Внутри было так, как оно и должно быть на объекте, скоропостижно превратившимся в долгострой. Какие-то путанные лестничные пролёты, технологические выступы, кучи строительного хлама, монтажные леса, голая арматура, металлические непонятного назначения конструкции и неведомо куда ведущие коридоры. И никого вокруг. Тишина как ночью на кладбище. Только слышно, как бьют по жестяному листу капли неутомимого дождя да тревожно гудят стальные балки.
Признаться, поначалу мне показалось, что ошибся Медный Штым, обмишурился, зря послал меня в железобетонные безмолвие. Но только собрался отправить в адрес личера пару ласковых, где-то там, далеко за буреломами из металлоконструкций и высоко под недоделанным сводом, вспыхнул и пробился ко мне рванными ошмётками электрический свет. После чего кто-то очень высоким, почти писклявым, но при этом достаточно громким голосом позвал меня:
— Иди сюда, дракон. Иди сюда.
Вытащив пистолет, я снял его с предохранителя, передёрнул затвор и пошёл по лабиринту коридоров сначала на голос, а когда он стих — уже наугад.
Как известно, все дороги мира ведут в Вечный город, тут все пути, похоже, выводили на центральную арену. Возможно, я выбрал и не самый оптимальный маршрут, но, немного поплутав и несколько раз попав в ситуацию, где был вынужден проявить гимнастическую ловкость, всё-таки выбрался на эту кусками выхваченную из темноты светом двух бьющим крест накрест прожекторов и щедро усыпанную строительным керамзитом площадку.
Хомма обнаружил не сразу, а только тогда, когда услышал доносящийся сверху тихий металлический визг. Задрав голову в поисках источника столь противного звука, я увидел, что к одной из потолочных балок присобачены два троса, концы которых закручены в небольшие петли, а в петли просунут кусок стальной трубы диаметром чуть больше спичечного коробка. На этом неудобном огрызке и сидел горбун. Он не просто так сидел, он раскачивался на этой незамысловатой конструкции как на самых обыкновенных качелях. Отсюда и визг.
Высота, на которой чудачил хомм, была приличной, метров пять, не меньше. И на такой высоте он был до меня недосягаем. Нет, разумеется, я мог бы снять его пулей, но это был не тот вариант. Потому предпочёл воздержаться от резких движений, набраться терпения и посмотреть, что будет дальше. Как я и полагал, ждать пришлось недолго. Не прекращая раскачиваться, хомм понаблюдал несколько секунд за тем, как я наблюдаю за ним, и вдруг с сильным южнославянским акцентом пропищал назидательно:
— Между прочим, дракон, из такой вот непогоды можно извлечь полезный урок. Ты спросишь, какой? Я отвечу. — Добиваясь большей амплитуды, он стал при махе вперёд откидываться назад и выбрасывать ноги, а при махе назад подбираться, при этом не прекращал велеречиво рассуждать: — Когда начинается дождь, ты, чтоб не намокнуть, бежишь в укрытие, но как бы резво не бежал, всё равно прибегаешь мокрым. А если бы не бежал, но шёл, добрался бы до места точно таким же мокрым, зато не запятнал бы себя суетой. Вот и урок: не стоит суетиться, когда попадаешь под дождь. И так же, без суеты, надлежит действовать и в иных обстоятельствах.
Не очень понимая, куда клонит этот мелкий плут в тёмно-синем комбинезоне строителя и в белой каске на непропорционально огромной голове, я счёл за лучшее помолчать. Хомм между тем раскачался так мощно, что стал пролетать уже почти над всей ареной. Я даже стал переживать за него. Вернее, не за него, конечно, а за Леру. Разобьётся, кто её расколдует?
И как в воду глядел.
В какой-то момент хомм при махе вперёд вдруг резко откинулся назад, но не свалился, а зацепился за трубу ногами и так повис. А ещё через мах выкрикнул что твой заправский воздушный акробат «Опля!», выгнулся, оторвался от перекладины и пошёл вертеть в воздухе сальто-мортале. Сколько карлик там этих оборотов исполнил, я не считал, но последний он точно не докрутил, и в результате приземлился не ноги, а на спину. «Приземлился» — это мягко сказано, на самом деле — рухнул. Ах, бах, и только каска в сторону. У меня аж оборвалось всё внутри и похолодело.
Матюгнувшись в сердцах, я подбежал к распростёртому телу и с силой пнул его ногой:
— Эй ты, циркач грёбанный, не вздумай сдохнуть.
Хомм, глаза которого были закрыты, а руки-ноги раскинуты в стороны с разнузданностью, присущей трупам, никак на мой удар не отреагировал, даже не охнул. Я ещё больше забеспокоился и наклонился, чтобы уловить дыхание. И тут вдруг горбун ожил, распахнул глаза, обхватил меня обеими руками за шею, как маленький мальчик долго отсутствующего папу-подводника, и горячо зашептал прямо в ухо:
