На полу посреди комнаты сидела Паулина Острова.
Те же рыжие волосы, то же лицо, та же одежда, что и на старой фотографии, которая висела в рамочке у меня над столом. На несколько секунд, каждая длиной в сто лет, все, что я знал, чем жил, о чем думал в последние месяцы, растворилось. Все, во что я верил, оказалось ложью. Она была жива!
Я был слишком ошеломлен ее появлением и несколько секунд не понимал, что это не Паулина, это Вероника так загримировалась, что одурачила бы любого – на какое-то время.
Она по-детски захлопала в ладоши и захихикала.
– Получилось! Не дождусь, чтобы рассказать Касс! Она сказала, что ты никогда на такое не попадешься, а ты попался. Ты принял меня за нее!
Мне хотелось ее задушить.
– Где моя дочь, Вероника?
– Брось, Сэм, поверь мне хоть немного. Две секунды ты был мой. А это ты видел? – Она вскочила и подбежала к стене, где Паулина когда то нацарапала имена. – Смотри! Это сделала Паулина...
– Да, Вероника. Я видел. Об этом ты и хотела поговорить? Я приехал затем, чтобы ты показала мне имена, нацарапанные на чертовой стене?
Она отвернулась от меня и потрогала буквы. Ее рука медленно скользнула по белой стене, потом повисла вдоль туловища. Никогда я не видел такого безнадежного, печального жеста. Вероника стояла, не двигаясь.
– Нет, не затем. Но я не знала, что ты уже это видел. Я лишь хотела устроить тебе дополнительный сюрприз. – Она вернулась туда, где сидела раньше, и снова опустилась на пол. – Я должна рассказать тебе о своем открытии. Это изменит всю твою книгу, Сэм. Ты что-нибудь знаешь о Джоне Лепойнте? С трудом сдержавшись, я спросил:
– Нет. Кто это?
– Сокамерник Эдварда Дюрана-младшего в Синг-Синге. Он еще жив. Я разыскала его для тебя. Он живет в Пауэре, штат Мэн. Ты должен поговорить с ним. Должен.
– Мне наплевать на книгу, Вероника! Мне нужна моя дочь. Просто скажи мне, где она. Ответь, и я никому ничего не скажу. Ни полиции, никому, ничего. Где она?
Вероника уронила голову на грудь, и я видел лишь пышные волны рыжих волос, которые все скрывали от меня. Еще один парик, еще одна хитрость.
– Почему ты не можешь просто быть собой, Вероника? Почему тебе всегда надо лгать и притворяться кем-то другим?
От взгляда на ее согбенную фигуру, на ее раскаяние в очередном ужасном поступке моя злость возобладала надо всем остальным.
Вероника медленно подняла голову и взглянула на меня с кривой, ничего не выражающей улыбкой. Когда она заговорила, ее голос звучал холодно и отстраненно.
– Потому что ты был для меня единственным. Человеком, которого я больше всего любила и которым восхищалась. Это началось давно, а потом ненадолго этому суждено было сбыться. Мы были так близки, что я смогла это ощутить, я чувствовала это у себя на ладони! Боже, боже, боже! – Она задрожала и закрыла глаза. – Когда я поняла, что снова все делаю не так, то подумала: может быть, я смогу превратиться в кого-то, кого ты полюбишь? Но и тут я вела себя не так, да? – Она коснулась своей щеки и сокрушенно пожала плечами. – Я встретилась с матерью Касс. Однажды я пошла за ней и заговорила, в «Блумингдейле». О ее губной помаде. О туши для ресниц! Боже, какая пустышка, Сэм. Какая она дура, пустышка!
Вся в Армани и почти без мозгов. Но ведь ты женился на ней, верно? – Она хлопнула ладонями по полу. Стук эхом отдался в гулкой комнате. От хлопка у нее из кармана выпал на пол маленький револьвер.
Я попятился. Собрав все свое мужество, я прошептал:
– Где моя дочь? Пожалуйста.
Она подняла револьвер и положила на колени. Потом вдохнула и, надув щеки, выдохнула:
– В «Холидей-инн» в Амерлинге. Номер сто тринадцать. Я бы никогда не причинила ей вреда, Сэм. Никогда... Но ты только так мог со мной поговорить. Я видела это в твоих глазах, когда мы последний раз были вместе. И подумала: ладно. Пока оставлю его в покое. Но, может быть, еще помогу ему с книгой. И потому продолжила розыски. Потом, узнав про Лепойнта, я поняла, что нам надо еще раз поговорить, еще один раз. И я... – Она попыталась еще что-то сказать, но слова умерли в холодном воздухе.
До Амерлинга было всего две мили. Я мог добраться туда за десять минут. И потому сделал шаг к двери. Вероника вскочила так быстро, что я не успел и двинуться. В ее руке был револьвер, и она целилась мне в голову.
– Стой! Тебе придется меня выслушать! Я искала и искала. Я так хотела помочь тебе, что забросила все остальное и выяснила, Сэм! Все, что тебе нужно для книги. Поговори с Джоном Лепойнтом. Это все, о чем я прошу. Богом клянусь, я оставлю тебя в покое. Только обещай, что ты поедешь и поговоришь с ним...
– Мне наплевать на книгу, Вероника. Сожги ее прямо сейчас, прямо здесь, на полу, мне все равно. Отпусти меня. Отпусти меня к дочери, чтобы я забрал ее домой.
– Единственные люди, кого ты любишь, – твоя дочь и Паулина. Только эти двое. Больше ты никого не способен любить. Кроме себя... Но знаешь что? Я понравилась твоей дочери! Очень понравилась. Вот что она мне сказала, когда я отправлялась сюда: «Молюсь, чтобы у тебя и папы все наладилось». Мне все равно, поверишь ли ты, но это правда. Именно так она сказала! Я ткнул в нее пальцем:
– О, я тебе верю, но кто ей понравился? А? Настоящая Вероника Лейк, кто бы она ни была, или одна из тех масок, которые ты носишь в кармане, как мятные пастилки? Да! Мятные пастилки, чтобы отбить запах...
– Заткнись! Прекрати, Сэм! – Она поднесла дуло револьвера к своему подбородку. Темный металл на фоне ее розовой кожи. Ямка от ствола. – Ты не можешь полюбить меня? Прекрасно. Но я могу преследовать тебя как призрак. Это хорошо. На втором месте. Но тоже неплохо! Ты сейчас увидишь это, и я вечно буду тебя преследовать!
– Вероника! Не делай этого! Пожалуйста!
Ее лицо смягчилось; казалось, она расслабилась, все прошло, но через мгновение она пошатнулась и быстро шагнула ко мне. Сначала мне показалось, что Вероника на меня бросилась. Я услышал звук разлетающего на осколки стекла и увидел фонтан крови, бьющий из ее груди. Пока она пыталась удержаться на ногах, в нее попала еще одна пуля. Только тогда я понял, что она стреляла в себя! Она сделала это, застрелилась!
Но этого не могло быть, ведь она держала револьвер под подбородком и должна была бы качнуться назад, а не вперед, как человек, получивший толчок сзади, и кровь должна была бы хлестать с другой стороны, а ее револьвер был такой маленький, что как же могло получиться столько крови, и почему кровь течет не с той стороны, и...
После второго выстрела ее руки взметнулись вверх. Револьвер вылетел из руки и ударил меня по лицу. Я отшатнулся, а Вероника упала, скользнув ко мне по полу.
Я опустился рядом и схватил ее за плечи. Повсюду была ее кровь, липкая, с какими-то комками. Кровь продолжала хлестать, еще живая, ярко-красная и блестящая.
