— Надо… — выдохнула с трудом тварь, — отдохнуть. Больно.
Черт побери, пронеслось в голове Олега. Надо было все-таки добить тебя. Теперь возись с тобой, таскай туда-сюда. Тяжелая, сука. Но что теперь поделаешь? Взялся помогать — помогай, любитель раненых крыс.
Вот найдут ее сородичи, откачают, приведут в порядок. Отыщет она новую флейту взамен оставшейся на площади — и снова примется за старое. Добро так легко оборачивается в нашем далеком от совершенства мире злом.
Музыкант сплюнул. У него заныло плечо, на которое приходился вес крысиного тела.
— Может, пойдем? — спросил он. — У меня время не резиновое.
— Что? — не поняла крыса. — А, какая-то поговорка? Ладно, идем. К банку.
Человек и крыса, на время переставшие вести себя как смертельные враги, повернули вниз по улице Труда, к маячившему вдалеке зданию городского муниципального банка.
— Умотала ты меня, — устало сообщил Олег. — Тяжелая.
— Почему ты обращаешься ко мне как к женщине? — не поняла тварь. — А… Ясно. Крыса — слово женского рода. Так?
— Так.
— Вообще-то, — недовольно сказал его собеседник, — я особь мужского пола. По-моему, это можно было заметить.
Олегу больше нечего было делать в драке, как рассматривать, что там у его противника между ног. Так он крысе и сказал.
В ответ раздалось несколько странных звуков. Как будто тварь пыталась чихнуть, но выходил этот чих с тонким присвистом.
— Ты чего? — удивился Музыкант.
Сначала он даже подумал, что раненой крысе стало хуже. Но, прочихавшись, крыса ответила:
— Это смех. Вы смеетесь по-другому?
— Да уж, — пробурчал Олег. — Ничуть не похоже. Значит, вы и смеяться умеете?
— Мы много чего умеем.
— Действительно. Заметно, заметно. Ну, идем прямо к банку.
— Да.
Еще какое-то время они шли вперед. Крыса едва волочила ноги и пару раз не ответила на довольно ехидные реплики снайпера. Она, видимо, берегла силы, хотя по виду твари нельзя было сказать, что ее состояние ухудшается с каждой минутой и она планирует подохнуть, сведя на нет все старания Олега, прямо здесь и сейчас. Возможно, крыса просто решила, что говорить им уже не о чем. Нарушила молчание она лишь один раз, вновь попросив остановиться. Но остановка вышла короткой — похоже, раненая тварь пришла к выводу, что от этих передышек толку мало и лучше поднапрячься и добраться уже туда, куда ей было нужно.
Наконец Олег дотащил крысу до входа в банк. Двери из пуленепробиваемого стекла были заклинены пирамидой металлических ящиков. Музыкант ничуть не удивился бы, если бы узнал, что в них деньги. Не удивился бы и даже не заинтересовался — зачем деньги выжившим после Катастрофы? Сейчас это всего лишь еще одно напоминание о прошлом, бессмысленное и бесполезное. Любопытный курьез.
— Здесь, — просипела крыса.
— Прямо на улице?
— До дверей доведи. Дальше я сам… Внизу тоннели, там есть наш… Назовем это постом.
Олег помог твари добраться до дверей. Она с видимым усилием оторвалась от поддерживавшего ее человека, здоровой лапой ухватилась за дверную ручку, перенесла вес на нее.
— Спасибо.
— Не за что. В следующий раз встретимся — убью, — пообещал Олег.
Он опять разозлился на себя за то, что взялся за возню с раненым противником. И еще больше разозлился за то, что не мог себя вести иначе.
— В следующий раз? — с непонятной интонацией произнесла крыса. — А что? Наверное, он будет, этот следующий раз. Так что я не говорю «прощай».
— Только «до свиданья»?
— Наверное. До свиданья, человек. Тогда и выясним, кто кого убьет.
Серая тварь кое-как пробралась внутрь, протиснувшись в щель между металлическими ящиками и стеной. Музыкант посмотрел ей вослед. Ему очень хотелось выяснить, не пришел ли в себя болтавшийся на плече автомат, но разряжать магазин в спину твари после того, как сам помог ей досюда добраться, было бы донельзя глупо. Непоследовательно. Поэтому Олег дождался, пока покалеченная крыса («особь мужского пола» — ну е-мое!) исчезнет в недрах банка, развернулся и торопливо пошел в сторону «нашего города».
По пути он не забыл нарвать астр. Астры были мелкими — все-таки самосевка, — но главное ведь внимание? В конце концов, цветы — это всего лишь символ.
Хвостов для Штаба сегодня добыть не получилось.
Музыкант решил пока что никому не рассказывать о том, что произошло. Дело было не только в том, что он отпустил раненого врага, не добив его. Просто если те, с кем он говорил о крысе с флейтой раньше, скептически отнеслись к тому, что им поведал Олег, то после известий о том, что эта дивная тварь еще и говорит по-русски, кто-нибудь мог всерьез поставить вопрос о психическом здоровье снайпера. Музыкант привык, что его считают ненормальным, но одно дело — слухи да разговоры, а другое — официальное разбирательство.
Так что подождем до лучших времен. Если они вообще когда-нибудь наступят.
Иришка обрадовалась цветам, поэтому не особенно расспрашивала Музыканта, что да как да где он оставил куртку. Про распоротую штанину и поцарапанный бок снайпер успел соврать, что неудачно споткнулся возле какой-то покореженной железяки. Так что девушка только стрельнула хитрыми глазами из-под черной челки и сказала, потершись подбородком о мохнатые астры:
— Приятно, Олежка. Правда, очень приятно. Пообещай мне кое-что!
— Что?
— Нет, ты сначала пообещай. Ничего невыполнимого, честное слово. Я тебя когда-нибудь обманывала?
— Ну ладно, — не стал спорить Олег. — Обещаю.
— Не делай так больше, хорошо?
— Как?
— Вот так. Не рискуй больше жизнью ради того, чтобы принести мне цветы. Одного раза вполне хватит. И вообще нас, женщин, не стоит баловать. — Она игриво улыбнулась. — Мы, женщины, чересчур быстро привыкаем ко всему хорошему. А цветы — это хорошо.
— Чем же хорошо? — рассмеялся Олег, расшнуровывая ботинки. — Их на себя не наденешь, на вкус они — ничего особенного.
— Можно подумать, — отозвалась Иришка с кухни, куда она убежала наливать воду в вазу, — ты их пробовал на вкус.
— Да ты тоже не пробовала! Никогда не видел, чтобы кто-нибудь ел цветы. Они у всех в вазах стоят, а потом увядают, и их выбрасывают.
— Ну что ты за человек такой! Вот во всем нужно негатив найти! Это знак внимания, балда. Внимание — оно ни в чем не измеряется. Оно либо есть, либо нет, и все равно, что цветы потом засохнут. Внимание-то было — и все тут. Ты есть хочешь, странник ночной?
— Да. Есть. Как зверь. Р-р-р-р-р-р-р! — Олегу было невероятно хорошо, легко, спокойно и умиротворенно. Его ночные приключения, бой с загадочной крысой, которая имела все шансы покончить с его земным существованием, размышления о том, как поступить с раненым врагом, — все отступило перед нахлынувшей вдруг нежностью. Хоть кто-то меня любит, потрясенно подумал Музыкант. Любит — то есть принимает меня таким, каков я есть, не пытаясь переделать под собственные представления об идеальном мужчине. Конечно, мы неосознанно всегда переделываем друг друга, перестраиваем-перекраиваем, полностью этого избежать невозможно. Но она хочет, чтобы я был самим собой, своим собственным. И поэтому я готов принадлежать ей.
