В ее ушах звучал и звучал голос, сливаясь в предсмертный гул. Голос инструктора. Индейца-каучо, старого и морщинистого деда.
– После перезарядки сними с предохранителей! После перезарядки сними с предохранителей! После перезарядки…
– Прости, дедушка… – Но губы не слушались.
Капитан никому и никогда не рассказывал о том, как его палец на какой-то миг задержался на спусковом крючке. И как дернулся только после сухого: «Щелк! Щелк!»
Нет. Капитан не пожалел женщину. Он не постеснялся бы не то что расстрелять, а голыми руками разорвать ту суку, что убила его товарищей.
Но даже пастор не узнал, что уставший от жизни капитан просто хотел смерти…
Дальнейшее напоминало фильм ужасов.
Эрнест вскочил и выбежал в коридор. Однако там его ждали.
Крепкие руки повалили его на пол, и еще долго какие-то люди в форме остервенело топтали его жесткими полицейскими ботинками, пока охрипший и шатающийся капитан не гаркнул:
– Хватит!
Он еще не знал, что происходит внизу.
К дому с двух сторон подкатили грузовики. Габриэль, парень, который поступил на работу в полицию всего два года назад и был оставлен у дверей подъезда, чтобы разгонять норовящих припарковаться в закрытой зоне автомобилистов, только-только успешно справился со своим заданием и теперь ожидал заслуженной похвалы руководства. Когда на него надвинулся, сверкая решеткой, высоченный «Форд», Габриэль не растерялся. Он что было сил дунул в свисток и замахал жезлом.
Габриэлю было всего двадцать пять лет. Видимо, только это обстоятельство позволило ему остаться в живых после того, как грузовик на полном ходу ударил его стальным бампером, отшвырнув далеко на тротуар. Габриэль полгода пролежал в гипсе, еще год провел в постели и шесть месяцев учился ходить заново. Время было потрачено не зря. Он заочно окончил журналистский факультет, где учился, будучи на службе в полиции, и через много лет за повесть «Цирк никогда не умирает» получил международную писательскую премию Хуана Рульфо. Многие еще позавидуют ему! Но это потом, а сейчас этот счастливчик Габриэль валяется в луже крови на тротуаре. Мимо него топают и топают высокие рабочие ботинки.
Двоих других полицейских, стороживших лифт и выход на лестницу, забили битами. Насмерть. Пара сориентировалась быстрее, услышав шум внизу, они спустились на два пролета и открыли огонь над головами нападавших. Посыпалась штукатурка и каменная крошка.
– Капитан! Капитан! – рычал сержант в микрофон рации. – Нападение! Нас штурмуют!
Когда из толпы осаждающих выскочил патлатый седоволосый мужичок с винтовкой, сержант все понял правильно и дал стрекача наверх, следом за своими подчиненными. Раздались редкие пока выстрелы. Толпа взревела и кинулась наверх.
– Во… ору… жены! – хрипела рация в руках у капитана. С лестницы доносились пальба и грохот.
– Что там, черт побери, происходит?! – рявкнул капитан.
Под ногами истерически захихикал измочаленный, но живой Эрнест.
– Молчать!!! Все на лестницу! Стрелять на поражение! Не дайте им подняться! Лифт блокировать!
Группа захвата кинулась выполнять приказ. Капитан вышел на общий канал и вызвал подмогу, после чего присел рядом с арестованным.
– Если ты думаешь, что эти подонки тебя спасут, ты ошибаешься. Я отстрелю тебе башку сразу же после того, как они поднимутся на этаж. – Он положил на колени «кольт».
Эрнест хихикал и шептал что-то через выбитые зубы.
Можно сказать, что ему повезло. Полиция забаррикадировалась лестничным пролетом ниже, и на их этаж погромщики не ворвались. Двое пытались проползти по шахте лифта, но их просто сбросили вниз.
Когда подоспела подмога, сам капитан уже отстреливался на баррикаде. Из полицейской группы захвата выжило всего четыре человека. Если не считать Габриэля, лежавшего внизу.
Для полиции это был самый крупный улов мятежников за последние восемь лет. По удачной наводке они взяли Крепкого Эрнеста, на которого была возложена ответственность за взрыв у парка Колон, а также с десяток его подручных. Еще столько же бандитов полегло во время безумной попытки освободить главаря, которая, к слову сказать, едва не увенчалась успехом.
На следующий день тайная полиция праздновала победу. Полиция обычная соблюдала траур.
Мятежников погрузили в машины. Эрнеста, так и не потерявшего сознание, сунули в специально приготовленный автомобиль. И вся эта колонна, под вой сирен и блеск мигалок, двинулась в сторону городской тюрьмы. Через шумную Такуари, пересекая бульвар Независимости, на стремительный Сан-Хуан.
В машине, слушая вой сирены и поглядывая единственным целым глазом на сопровождение, Крепкий Эрнест улыбался.
– Какие же вы все-таки идиоты, – поделился он радостью с охраной. – Все-таки идиоты…
Охраняющие его полицейские молчали. Только зло ходили туда-сюда желваки на их скулах.
Колонна вышла на проспект Сан-Хуан уже в сумерках. Зажглись фонари. С тринадцатого этажа высотки на углу Пасео Колон яркие синие и красные мигалки смотрелись потрясающе.
Мастер Луи вынес мольберт на балкон, делая быстрыми штрихами набросок, стараясь запечатлеть как можно больше деталей, чтобы потом воссоздать картину со скрупулезной точностью. Он работал карандашом, не отрывая взгляда от трассы.
В восемнадцать двадцать девять его взгляд на мгновение оторвался от дороги, чтобы переместиться на циферблат самых точных в Буэнос-Айресе часов.
В восемнадцать тридцать он нажал на красную кнопку небольшой пластиковой коробочки.
Ровно через три с половиной секунды под днищем автомобиля с Крепким Эрнестом, как раз там, куда не смогли заглянуть люди, проверявшие машину, сработало взрывное устройство размером со среднего паука. Большее туда бы и не влезло.
Сдетонировал бензобак.
Взрыв в сумерках выглядел настолько эффектно, что Луис Кортес задержал дыхание.
Конечно, Мастер Луи работал только на заказ, но исключительно со штучным товаром. И иногда не ради денег, но ради искусства.
40
Стук в дверь.
– Кристо, к тебе пришли. – Карл снова подивился привычке шефа сидеть в темной комнате, пить херес из двух рюмок и что-то писать, писать на бумажках. Внутри организации уже вовсю ходили слухи о том, что Бруно съехал. Его старались беречь, не дергать без нужды. Решения принимались часто в обход руководства.
Узнай об этом Кристобаль, ничем хорошим это бы не кончилось. Но активная деятельность товарища Кристо ограничивалась сидением в темной комнате, бесконечными бумажками и регулярными совещаниями с Вильгельмом Кечоа, скуластым молчаливым индейцем, который возглавлял особую группу боевиков, составленную в основном из жителей горных деревень, расположенных на западе страны. Молчаливые, невозмутимые и чем-то похожие на камни, эти парни наводили ужас на всех, кто сталкивался с ними. Про индейцев ходило множество россказней. Они жили обособленно, стараясь не мешаться с потомками португальских и испанских колонизаторов, сохраняя свои устои. Они не устраивали показных плясок, как жители гетто в Штатах, не носили обрядовой одежды, предпочитая удобство и практичность ярким тряпкам с перьями, и вроде бы не выделялись ничем, кроме скуластого лица, особого разреза глаз да кожи, прокопченной солнцем и высушенной ветрами. Однако среди жителей побережья считалось, что мужчина, взявший в жены индианку, недолго проживет.
