– Да. Я хочу этого больше всего на свете… Но… Ваня… Это мой дом…
– Так будет новый! Альда, я не понимаю. У нас на Земле есть пословица: «С милым рай и в шалаше». Если ты меня любишь, в чем проблема? Полетели со мной. Тем более, что я и вправду тебя люблю. Честно. Всем сердцем. И потому хочу забрать отсюда.
Альда внезапно разрыдалась. Она закрыла ладошками лицо, а я обнял ее, не зная, что еще сказать. Вроде бы все, что хотел, сказал. Причем ничего обидного… Так чего ж она ревет?.. В принципе, я ее понимал.
Я, конечно, мог при желании поставить себя на ее место. И тоже бы, наверное, офигел, если бы мне любимая предложила: «Так, парень, давай, выбирай – либо бросаешь все, что тебе дорого, и летишь со мной, либо остаешься, а я улетаю. Но учти, что если ты останешься, значит, ты меня не любишь». Последняя фраза, конечно, не произносилась, но витала в воздухе. Я, честно говоря, понятия не имел, что именно я бы ответил на такую постановку вопроса. Скорее всего, я бы сказал: «Знаешь что, милая. Иди-ка ты…».
Поэтому в данную минуту я больше всего боялся, что Альда меня пошлет куда подальше и останется на Крамджале. Мысль о том, что она будет с кем-то другим (а то, что она при желании найдет мне замену, я не сомневался – вон, даже Ежи говорил, что в свое время клал на нее глаз), так вот, эта мысль сводила меня с ума. Я скрипел зубами от ревности. И потому очень не хотел, чтобы он ответила мне отказом.
Альда по-прежнему рыдала у меня на груди, заливая своими слезами мой кафтан. Бедненькая. Как же мне ее жалко. Я обратился к внутреннему голосу:
– Что делать?
– Как что? – ответил тот. – Девчонка хорошая. Оставайся.
– Ты с ума сошел. Я не могу остаться. У меня же груз. Это вопрос…
– …чести, да-да, я знаю. Начхай на честь и оставайся. Все равно тебя наверняка уже объявили мертвым.
– Но я не могу. Мне нужно на Краполл, а потом на Землю.
– Да ну? И зачем? Что тебя там ждет? Холостяцкая квартирка, пивные кабаки и тусовки «волков»?
– Ты забыл про кино.
– Да-а… Нашел к чему возвращаться, придурок. Альда права, тебе надо остаться здесь. Послушай голос разума. Мой голос.
– Ты не разум. Ты внутренний голос. Честь превыше всего. Я должен доставить груз. Это моя работа.
– Ну ты и дурак.
– Сам дурак.
Я поссорился со своим внутренним голосом. А Альда все еще плакала. Внезапно она вырвалась и бросилась прочь. Я побежал за ней, громко крича: «Альда! Альда!», но она не остановилась, протиснулась сквозь толпу танцующих гостей и выбежала из зала. Я спешил за ней, боясь самого худшего, что не догоню.
Поэтому, когда меня остановил какой-то мужик, чтобы выказать мне свое уважение и похвалить мою храбрость, я просто двинул ему в челюсть, убрав таким образом с дороги.
Выскочив из зала, я побежал по коридорам туда, где слышался затихающий топот ее ножек. Вскоре я оказался во внутреннем дворике и остановился. Альда ускакала на своем коне – только пыль медленно оседала на землю.
Как говаривал старик-отец ковбоя Мальборо: «Не гоняйся за автобусами и женщинами – все равно не догонишь». Я упустил ее. Упустил свою единственную, настоящую любовь. Я – болван.
Низко повесив голову, я поплелся обратно. Решил напиться. Вусмерть! Какой смысл жить, если рядом нет любимого человека?
В зале приводили в чувство того мужика, которого я нокаутировал. Оказалось, что это тот самый барон, который якобы арестовал банду разбойников. Так ему, козлу, и надо. Гости при виде моего расстроенного лица шарахались в сторону, а я дошел до своего кресла и плюхнулся за стол, немедленно наполнив свой кубок вином.
Над моим ухом раздался тихий голос:
– Что, поссорились?
Это был Ежи. Я кивнул и залпом осушил кубок. Вино показалось мне кислым и противным.
– Не волнуйся, она вернется.
– Мне бы твою уверенность, – пробормотал я.
– Женщины они такие – убегают, потом возвращаются…
– Да ну?
– Хм. Ну, не всегда. Но, если любит, то обязательно вернется.
– Хватит… меня… успокаивать! – прорычал я.
Вздохнул, налил еще и выпил. Самое поганое – это то, что ее бегство прямо указывало – она не полетит со мной. Если бы она согласилась, то не убежала бы. Черт возьми, как же дальше жить? Я опять выпил. Вино по-прежнему казалось мне гадким, но голова начинала плыть, а сознание – замутняться…
– Ты вещи-то собрал? – спросил я у Ежи, который что-то с аппетитом ел.
– Какие вещи?
– Как какие? Мы ж завтра улетаем.
Ежи вытер губы ладонью и покачал головой.
– Ты завтра улетаешь, друг мой. Ты. Я остаюсь.
Его слова меня ошарашили.
– Ты… что? – запинаясь, спросил я. – Как… это?
– У меня ж Империя, Ванька. Я не могу ее бросить. Да и потом – что мне там делать? Я лучше здесь останусь. Тут я – король. А там? Волк. Серость, можно сказать. Чуешь разницу?
Слова Ежи расстроили меня без меры. Конечно, не так, как отказ Альды, но все же… Я опять задумался о том, что вполне возможно мне и впрямь стоит здесь остаться… Но упрямое чувство долга не давало мне думать. В голове вертелось: «Груз. Доставить. Долг. Дело чести». Я опять выпил.
Так я пил, пил и в результате порядком нажрался. Все остальное я помнил как-то смутно. Помнил, что вышел Кригнор и дал клятву от имени чародеев, что Союз Белых Сил больше не будет вмешиваться в политическую жизнь планеты и посвятит себя исключительно естествоиспытательским задачам. Потом он подписал какую-то бумагу, скрепил ее печатью, и все остались счастливы и довольны.
Потом речь толкал Ежи, он предложил королю Стампину сотрудничество и, возможно, даже объединить королевства. Все обрадовались еще больше. Потом мы с Кральдом и Валей пели песни и пили на брудершафт. А потом я ничего не помню, потому что пил, не закусывая.
* * *
Утром я проснулся в отвратительном настроении. У меня все болело, особенно – голова, а душа моя разрывалась от горя, потому что Альда не вернулась. Я обыскал всю крепость, но ее не обнаружил. Стражники рассказали, что она помчалась верхом в сторону Нуликридского леса. Я впал в отчаяние. Неужели я ее больше никогда не увижу? Черт возьми.
Все утро посвятили прощаниям. Меня буквально загрузили подарками. Валя подарил мне изящный амулет, он сказал, что это эльфский оберег против злых людей.
Кральд притащил мне меч, который был выкован сто лет назад его прадедом. Сотник очень дорожил этим мечом, но решил подарить его мне, потому что «уж больно ты мужик хороший, мессир Иван».
Морган, матерясь и смахивая скупую мужскую слезу, подарил мне красивый кинжал, инкрустированный серебром и с изящной гравировкой на лезвии. Генерал сказал, что кинжал вроде бы волшебный, но точно он не уверен.
