Когда мы подъехали ко входу в особняк, камердинер открыл мне пассажирскую дверцу, и я нырнул в атмосферу двадцати пяти градусной жары, щурясь в свете ламп дневного света. Камердинер по граждански неловко отдал мне честь, и я с улыбкой ответил ему.
Главный зал показался мне меньше, чем в мой последний визит, наверное, потому что стены казались черными. Я коснулся одной из них. Отделка изумрудного шелка. В этом зале можно было устроить чемпионат по баскетболу.
Загорелые, одетые в смокинги, разодетые гости Гродта топали по мраморному полу и циркулировали по изгибам огромной лестницы. Запахи духов и цветочные ароматы дополняла живая музыка.
Очевидно, пластсталь была не единственным материалом, конфискованным правительством. В отличие от платьев, которые носили женщины пять лет назад, ныне подол всего на пять сантиметров прикрывал «ворота в рай». Исторически сложилось так, что во время войны в моду всегда входили мини. Что и говорить, экономия материала. Но война со слизнями сократила юбки до невозможного. Еще один год войны и юбки стали бы ископаемыми. Может, война вовсе не так уж плоха?
Я пять лет не видел женщин без формы. А тут в противоположном конце зала ошеломляющая брюнетка, чуть поправила свою юбчонку, в фальшивом приливе скромности, перед тем как рухнуть на низкий диван. У меня аж дыханье сперло. За несколько минут я изучил все фасоны нынешнего женского белья.
– Джейсон! – неожиданно мне на плечо опустилась чья-то рука.
С сожалением я отвел взгляд от живописной картины, разворачивающейся на софе.
– Мистер Гродт.
Он повернул меня к себе и с хлопком опустил другую руку на мое второе плечо, держа меня на расстоянии вытянутой руки.
– Джейсон!
– Мистер Гродт!
Больше мы ничего не говорили.
Его улыбка растаяла, и он, освободив одну руку, поправил завиток волос у правого уха.
– Мой мальчик, я каждый день молил бога о том, чтобы ты вернулся целым и невредимым.
К нам скользнула служанка в униформе дня: десяти сантиметровые каблуки и проклепанные хромом кожаные ремни, прикрывающие лишь эрогенные зоны. Она предложила нам вафли и пилюли, горкой возвышающиеся на серебряном подносе. Я улыбнулся и покачал головой. Гродт отослал ее, шлепнув по голому заду.
Какое-то время я наблюдал, как она скользит сквозь толпу. Возможно, она помогала Гродту и в повседневных делах.
– Это было ужасно, Джейсон? – спросил Гродт, возвращая меня к реальности.
Много хуже. Только как об этом сказать?
Я вздохнул. Как мог я объяснить все это кому-то вроде Гродта? Кто-то уже писал об этом. Изоляция. Неуверенность в себе. Скука, навеянная постоянным ужасом. Хаос битвы. Связь, возникающая между людьми, у которых нет ничего общего, кроме ответственности за жизни друг друга. Я уже открыл было рот, чтобы объяснить все это Гродту.
– Пожалуй, но…
– Мой Бог! Не говори больше ничего. Могу себе представить, – и он неожиданно, театрально прижал ладонь к своему лбу. Потом взгляд его скользнул куда-то за мое плечо. Он поднял бокал, приветствуя кого-то их вновь прибывших.
– Джейсон, мы должны поговорить, – вновь положив руку мне на плечо, он повел меня через толпу.
У меня сердце ушло в пятки. Брюнетка, скромно свернувшись на подушках софы, улыбалась какому-то лысому гражданскому в цветастом малиновом спортивном костюме.
Гродт отвел меня в покрытый коврами холл, протянувшийся так далеко, что отсюда звуки оркестра и гомон толпы казались лишь невнятным шорохом. Остановившись, он, усмехаясь, открыл двойные двери, высотой метра три.
– Моя библиотека.
Его библиотека на самом деле состояла из всего одной полки бумажных книг, спрятанных под стекло. Все остальные стены, кроме французских дверей в сад, были завешаны плакатами фильмов, тоже под стеклом и голографическими театральными портретами Гродта.
«Гродт Интернешенал» делал свою долю пошлятины, время от времени устраивая музыкальными представления, в которых участвовали женщины в купальниках прошлого столетия и мужчины с татуировками. Однако «Гродт Интернешенал» так же не брезговал и высокоинтеллектуальным материалом, например, классикой вроде «Крестовых походов Лазерной лиги».
Подойдя к буфету, Гродт налил на два пальца янтарной жидкости в хрустальные резные бокалы, суженные сверху. Каждый из них был размером с добрый ананас. Один бокал он протянул мне, а потом, подняв свой, произнес тост:
– За твое возвращение. И, черт побери, за твое будущее!
Я осторожно понюхал напиток. Те несколько дней, что я обедал с Твай в различных гостиничных барах, приучили меня к осторожности. Но это был настоящий коньяк. Его запах шибанул мне в нос.
– Сэр?
Гродт предложил мне сесть на один из крутящихся стульев, а сам взобрался на другой.
– Ты должен рассказать мне свою историю.
Именно это я и попытался сделать, но он перебил меня через несколько минут.
– Автобиография, – заговорил он, скрестив ноги. – На ней базируется вся голоиндустрия. Десять тысяч кинотеатров – международное вещание.
Я нахмурился.
– Я – не писатель. Но у меня сохранился дневник, – я чуть подался вперед. – Если хотите, почитайте.
Он поднял руку, словно хотел остановить меня.
– Читать? – он нетерпеливо взмахнул рукой. – Нет… Нет… Мы уже наняли «свободного художника». Он написал твою автобиографию. Скоро моя команда адоптирует ее в голопьесу.
– Но откуда вы знаете..?
Он отмахнулся от меня, потом вытянул руки перед собой сложил рамку из больших и указательных пальцев и посмотрел на меня через эту рамку.
– Твое лицо слишком примелькалось у публики, – заявил оню – Мы не сможем тебя обойти, так пусть этот «лакомый кусочек» в постановке достанется именно тебе.
– Большое спасибо, мистер Гродт.
На столе зазвонил телефон, он схватил трубку и что-то прошептал в нее.
Я уставился за окно на садовника. Нахмурившись, тот подрезал розы Гродта лазерной палочкой. Я покачал головой. Любой из тех девяти тысяч, что остались на Ганимеде, с радостью поменялся бы местами с этим садовником.
– Думаю, для подобной голопостановки время еще не пришло.
– Ты сделаешь карьеру.
А я всего лишь хотел купить машину, конечно, если их начнут снова выпускать. Жизнь холостяка из офицерского общежития стоит меньше, чем удобрение для роз Гродта.
– Мне не нужна такая карьера. Я не стану делать ее на костях моих мертвых товарищей.
Гродт вздохнул.
– Я ожидал что-то вроде этого. Но ты образумишься. Мое предложение остается в силе. Но лишь до тех пор пока я не нарою другой более выгодный проект. Не мучайся слишком долго.
