Эрик замер. На миг мне показалось, он знает, кто находится рядом с ним. Айзек спокойно за ним наблюдал. Эрик шагнул влево, остановился, сделал шаг вправо. Он танцевал! Он повернулся вокруг своей оси.
— Слышите, Миранда? В магазине играет музыка. «Марта и Ванделлы». «Танцы на улицах». — Приближаясь к машине, он продолжал приплясывать. — Одна из моих любимых песен. И Айзек ее любил. Я теперь повсюду ее слышу. Странно. Кажется, гораздо чаще, чем прежде. — Он открыл заднюю дверцу и положил пакет с продуктами на сиденье. — Ну что, вперед?
Мальчик кивнул мне, и я сказала «да». Его отец сел в машину и завел двигатель.
— Все купил. И сигарет тоже. Может, вам захочется еще покурить.
— Эрик, если бы вы вдруг узнали, что Айзек здесь и слышит вас, что бы вы ему сказали?
Не колеблясь ни минуты, он ответил:
— Я бы сказал ему: «Я живу, но без тебя я как неживой».
Хью часто цитировал святого Августина: «Шепни мне в сердце, скажи мне, что ты здесь». Полагаю, святой имел в виду Бога и его нежелание являть свое лицо людям. Но в свете всего случившегося со мной я стала воспринимать эти слова иначе. Я не сомневалась, фраза Хью «Женщины — камни для постройки дома, мужчины — палочки для разведения огня, который согревает дом» была предназначена мне, а не Деклану. Я была уверена, что Хью шепнул это мне в сердце, подсказывая, что мне следует делать. Я уже и сама пришла именно к такому выводу, и его слова только укрепили мою решимость.
Когда мы приехали в Крейнс-Вью и Эрик высадил меня у моего дома, мои страхи и сомнения рассеялись. Есть спокойствие, которое приходит, когда перестаешь сопротивляться. Мир, воцаряющийся в душе, когда понимаешь, что выбора у тебя нет. Я знала, что делать, и что бы ни случилось со мной потом, ребенок будет в безопасности. Только это имело значение: ребенок будет в безопасности. Я с радостью отдам ему то, что у меня есть.
В доме не осталось никаких следов того, что здесь недавно происходило. Я прошла на кухню и вспомнила, что все началось, когда я приготовила себе обед, — сколько часов, дней, жизней тому назад? Включив телевизор, я увидела на экране Хью, Шарлотту и Деклана у плавательного бассейна.
Ну и что? С чего-то это должно было начаться, вот оно и началось. Действуй. Сейчас уже надо думать о другом. Мой желудок изнывал от голода, и я решила, что надо бы сначала поесть. Открыв холодильник, я увидела на полках невероятный набор самых экзотических продуктов — иранская икра, коробка пирожных из венской кондитерской «Демель», перепелиные яйца, тунисские каперсы, оливки с горы Афон, свежий шотландский лосось, лимонный маринад из Бомбея, и еще бог знает что. Я ничего этого не покупала, да и большую часть этих яств на полках даже никогда не пробовала, но их присутствие меня не удивило. Удивляться мне было поздно. Я понюхала и попробовала почти все, прежде чем выбрать свежий французский хлеб, тонко порезанную, как папиросная бумага, ветчину и самый вкусный итальянский сыр, какой мне только доводилось есть. Сэндвич получился на славу, и я быстро с ним расправилась.
Имелась там и бутылка «Ламбруско» — одного из любимых вин Хью. Я ее открыла и плеснула немного в стаканчик, в котором когда-то была измельченная говядина в подливке. Каким бы странным это ни показалось, но я захотела произнести тост. Ведь так и делают в конце банкета, разве нет? Выпьем за хозяина, за молодую пару, за новорожденную, за процветание нашей страны. Но за что было пить мне в последний вечер нелепейшего отрезка моего существования? За мои прошлые жизни? Выпьем за все хорошее и плохое, что забыто мной и ничему меня не научило. За всех, кого я знала и кому причиняла боль, простите меня, ни одного из вас я не помню. Или вот: за меня, в скольких бы лицах я тут ни присутствовала. Хью как-то произнес ирландский тост:
Пусть любят нас те, кто нас любит, И пусть Господь обратит сердца тех, Кто нас не любит. А если он не обратит их сердец, Пусть он обратит им колени, Чтоб мы их узнавали по хромоте.
Наконец мне на ум пришел подходящий тост. Я подняла стакан и сказала в пустоту:
— За тебя и твои жизни. Надеюсь, ты отыщешь дорогу домой быстрее, чем я. — И медленными глотками опустошила стакан.
В кабинете Хью на полу стояла картонная коробка с инструментами и химикатами, которые он использовал для всякого ремонта. Я пошарила в ней, выбирая те пузырьки и бутылочки, в которых содержался спирт и любые другие горючие вещества. Наш дом был деревянный. Он быстро займется. Я прошла по первому этажу, выливая пахучие жидкости из бутылок куда попало. Новое кресло Хью, диван, коробки с книгами, пол.
Я наблюдала, как химикалии темными пятнами расползаются по новым тканям, растекаются лужицами по полу, вгрызаются в бирюзовую пластиковую пепельницу с эмблемой «Небесного короля» — мой подарок Хью. Когда все бутылки, пузырьки и жестянки опустели, я остановилась у входной двери, вдыхая смесь резких запахов, исходившую от веществ, разбрызганных по всему, что было мне дорого в этом мире.
Подойдя к окну, я выглянула на веранду. Мимо проехала машина. Белая. Это напомнило мне о белом коне. На таких скакали герои, доблестные рыцари. Я вспомнила неоконченную сказку Хью об уродливом рыцаре, который влюбился в принцессу и решил всем ради нее пожертвовать. О том, как он отправился к бесам и отдал им свою храбрость, чтобы такой ценой купить для нее счастье. Я вспомнила последнюю фразу этой незавершенной истории: «Жизнь полна сюрпризов, но если знаешь, что все они будут скверными, есть ли смысл ее продолжать?» Мне больше не нужны были сюрпризы. Я в них не верила, и уж тем более — в то, что смогу все изменить к лучшему, если буду продолжать жить. Я подарю свое бессмертие ребенку и потом покончу со всем этим.
Не отводя взгляда от окна, я вдруг почувствовала легкость и радостное волнение. Мир принадлежал мне, потому что я больше не хотела в нем оставаться. Я могу это сделать сегодня, завтра или через неделю. Неважно, когда именно, потому что окончательное решение было принято. Нет, это должно произойти сегодня. Не хочу никакого завтра. И я пошла искать спички.
Помнится, была такая детская книжка: «Доброй ночи, луна». Доброй ночи, Хью. Доброй ночи, Франсес Хэтч. Доброй ночи, Крейнс-Вью, доброй ночи, жизнь. Эти слова звучали во мне, как рифмованные строчки, пока я обшаривала дом в поисках коробка спичек. Доброй ночи, Эрик Петерсон и Айзек. Доброй ночи, замечательные книги и долгие обеды с любимым. Доброй ночи всему, всему, всему, что попадалось мне на глаза. Список увеличивался по мере того, как я открывала дверцы и ящики в поисках того, чем бы поджечь мир, в котором все это существовало.
Я уже была близка к отчаянию, как вдруг вспомнила, что видела коробок спичек в картонном ящике Хью с инструментами и склянками. Полупустая коробка с зеленой надписью «Пицца Чарли». Мы там обедали в первый наш приезд в Крейнс-Вью с Франсес Хэтч. Я тогда в первый раз увидела Деклана. Мы тогда в первый раз увидели Фрэнни Маккейба. В первый раз. В первый, а теперь все для меня в последний раз. Я никогда больше не увижу Деклана и Фрэнни. И это, и вот это, и то. Пятнистого пса и мармеладовую кошку. Доброй ночи, жизнь.
