— Да, — нехотя признался Дьявол.
— Какие же вы боги? — презрительно скривился Сева. — Максимум, на что вы тянете, — это на подмастерьев бога…
— Но маги Торга как-то отправили туда нашего товарища? — переключила внимание Дьявола с Севы на себя Ешка.
— Я решил, что нет смысла держать по тюрьмам закоренелых преступников, — пояснил Дьявол, — и оставил небольшую лазейку для отправки этих отбросов из-моего мира.
— Значит, он не очень-то и закрытый?
— Иногда, — несколько туманно произнес Дьявол.
— Как это понимать?
— Чтобы люди не сильно увлекались такой возможностью и располагали временем подумать, односторонний портал в этот мир открывается один раз за оборот Торга вокруг своего светила…
— И?..
— И вашему другу как раз крупно не повезло, — закончил Дьявол.
— Его можно оттуда вытащить? — подал голос Сева.
— Я же сказал, что портал односторонний, — с некоторым раздражением произнес хозяин Торга.
— А нам как попасть туда? — продолжила Ешка.
— Через год, — ответил за Дьявола Сева. — Ранее этот ученик бога бессилен что-либо сделать.
— Если ваш спутник не прекратит хамить, — подчеркнуто любезно обратился к Ешке Дьявол, — боюсь, ему придется испытать на своей шкуре, на что способен «ученик бога»…
— Сева! — Ешка развернулась к раскинувшемуся на траве коньку-горбунку. — Еще одно слово…
— И что? — заносчиво произнес Сева.
— Я тебя спеленаю и кастрирую! — рявкнула вконец взбешенная Ешка. — Слово ведьмы!
После этого на поляне повисло продолжительное молчание.
— М-да, гм, — первым начал Дьявол, с каким-то опасливым интересом поглядывая на девушку. — На чем мы остановились?
— Можем ли мы попасть в Закрытый мир? — повторила свой вопрос Ешка.
— Боюсь, нет, — покачал головой Дьявол. — Механизм запущен, и ничего исправить нельзя.
— Но как же тогда быть?
— Вам следует смириться с мыслью, что ваш спутник погиб, — развел руками Дьявол.
— Ни за что! — твердо заявила девушка. — Пока передо мной не будет его тела, я не поверю, что Иван мог так глупо погибнуть!
— Увы, увы! — произнес Дьявол с мрачным видом.
— А… — несмотря на запрет, все же подал голос Сева, но, наткнувшись на свирепый взгляд Ешки, умолк.
— Что ты хотел сказать? — спросила девушка. — Но только учти…
— Понял, понял, — отмахнулся от нее хвостом Сева и повернулся к Дьяволу: — А из других миров нет туда лазеек наподобие этой?
— Вряд ли, — с сомнением в голосе сказал Дьявол.
— Что ж, — Сева взглянул на Ешку. — Нам, видимо, надо смириться с…
— Но я слышал, — вдруг вклинился Дьявол, — в одном из миров когда-то появился человек оттуда… вот только как ему это удалось, никто не успел узнать. Пришелец по глупой случайности погиб.
— Значит, он все-таки не закрыт! — воспряла духом Ешка. — В каком мире появился пришелец?
— Это несколько необычный мир, — хмыкнул Дьявол.
— В каком смысле?
— Там создан заповедник из животных и растений не одного десятка миров, — пояснил Дьявол. — Представляете, что может твориться в этом мире?
— Небось опять один из ваших соплеменников соорудил этот паноптикум? — не удержался Сева.
— Вы угадали, — кивнул Дьявол. — Хоть я его и пытался отговорить от этой безумной идеи…
— Ну а туда-то вы можете нас отправить?
— А зачем? Разве вас не устраивают здешние места? — Дьявол обвел вокруг себя рукой. — Мы с вами прекрасно проведем время.
— Вот и приехали, — прокомментировал Сева. — А ведь этот тип утверждал, что ему не нужны наши души…
Оттенки черного
Говорят, у чукчей или эскимосов — в общем, народов Крайнего Севера — существует около сотни названий цвета снега. Иван этому, честно говоря, не верил. Ну какой цвет снега может быть, кроме белого? Тем более для горожанина? Серый, когда он начинает таять по весне, да грязный. Относительно последней разновидности цвета — на улицах городов, особенно возле помоек и промышленных объектов, он, конечно, может быть всех цветов радуги. А вот чтобы белый цвет сам по себе имел столько оттенков… В неправоте Ивана убедила жизнь и антипод белого цвета.
Шагнув вслед за своим проводником через колышущиеся языки черного пламени, Иван очутился в очень странном месте. Слева от него разверзлась необъятная пропасть с совершенно непросматривающимся дном, но при взгляде на которую возникало твердое убеждение, что, сорвись в этот провал, будешь падать туда целую вечность. Или пока не остановится от ужаса сердце. Справа вставала стена, высота которой нисколько не уступала глубине пропасти.
И все вокруг было черного цвета. Вернее, черных цветов. Грани стены то блистали, подобно черному алмазу, то исходили теплыми волнами траура, в которые нестерпимо тянуло окунуться с головой. А местами даже сама стена угадывалась лишь по косвенным признакам в непроницаемом, черном мраке. Из пропасти же медленно и неотвратимо возникали беззвучные фонтаны, струи которых высоко вверху перехлестывались и пересекались друг с другом, образуя потрясающие по сложности геометрические фигуры, которые начинали тут же медленно оплывать и скатываться рваными валами и каплями в породившую их бездну. Вся эта завораживающая феерия переливалась сотнями, тысячами оттенков черного цвета. И каждый из них нес в себе еще и эмоциональную составляющую, заставляя то трепетать от беспричинной радости, то погружаться в пучину беспросветной меланхолии, а то вспыхивать непонятной злобой к себе или к мерно двигающейся впереди фигуре. Иван со слабым удивлением отметил, что и захлестывающие его волны душевных переживаний тоже черного цвета. Он, как ни напрягался, не мог даже представить себе существование других цветов, кроме царствующего внутри и снаружи мрака. Хотя мрак — это все-таки не то. Видимость-то вокруг была великолепной. Иван в глубине души понимал, что все наблюдаемое им черное великолепие невозможно передать словами. Слишком беден наш язык и не приспособлен к описанию таких явлений. Пожалуй, тут лучше всех справился бы художник. Кто-нибудь наподобие Рериха. Теперь Иван понял, почему при просмотре картин этого гения возникало странное щемящее чувство невосполнимой утраты. Художнику, скорее всего, удалось побывать в том волшебном мире под названием Шамбала, обратную дорогу в который он искал потом всю оставшуюся жизнь.
Вот и Иван чувствовал где-то глубоко внутри, что от путешествия по этому странному царству живого мрака в его душе навсегда останется кровоточащая зарубка.
Но всему есть предел, в том числе и эмоциям. Своеобразный порог насыщения, после которого либо просто тупеют, либо сходят с ума, не в силах преодолеть захлестывающий поток впечатлений. Он внезапно ощутил, что еще немного — и шагнет в эту пропасть с фонтанами черного бархата, лишь бы обрести тот вечный покой, обещание которого вкрадчиво и незаметно обволакивало его душу. И избавится от непонятного, пронизывающего насквозь, внимательного и в то же время абсолютно безразличного холодного взгляда.
