– А ты не скучаешь по нашему югу? – Хан задумчиво посмотрел в ту сторону, откуда он явился двадцать лет назад покорять Степь.
Архак неопределенно пожал плечами, ничего не ответив. Да хан и не ждал от него ответа. Воспоминания о юге в последнее время все чаще накатывали на повелителя Степи. Особенно остро тоску по родине он чувствовал, когда приходилось, вот как сейчас, выезжать из столицы. Степные ароматы, запах конского пота, бескрайнее синее небо с застывшими на голубом фоне точками стервятников кружили голову Качару сильнее любого вина, и на ум приходили мысли о добрых старых временах, когда все его добро состояло из небольшого табуна лошадей и кибитки на колесах с нехитрым скарбом кочевника. В ту пору не приходилось опасаться яда, подсыпанного чьей-то рукой в пищу, или кинжала, который могут вонзить под ребро где-нибудь в дворцовых переходах.
В глубине души Качар – грозный и безжалостный повелитель – давно решил оставить столицу Степи с ее заговорами и дрязгами и удалиться на юг. Поэтому среди окрестных государств начали распространять слухи о пошатнувшемся здоровье верховного хана Степи, хотя Качар и сейчас выиграл бы конные скачки у любого молодого воина. Самед-хан, отправившийся с посольством по городам Морского братства и в Златоградье, должен был наладить личные контакты с тамошними правителями. Качар прекрасно знал, что, став повелителем, его сын уже не сможет с такой легкостью покинуть раздираемую внутренними склоками столицу. А многое в жизни руководителя государства зависит от того, какие у него отношения с соседними правителями. Именно налаживанием контактов и занимался сейчас будущий наследник верховного хана Степи. Хотя, для чего это делалось, Самед не знал. Может, и догадывался, но хан не делился ни с кем своими планами. Кроме Архака. Качар прекрасно понимал, что, заговори он раньше времени об отставке, в Степи поднимется такая буча, которую не скоро утихомиришь. Поэтому он исподволь приучал старейшин самых влиятельных родов к мысли, что наилучшим вариантом после его ухода будет признание верховным ханом его сына. Работа шла ни шатко ни валко, однако ядро поддерживающих идею хана старейшин росло, и через год-два можно спокойно созывать общее собрание степных ханов и проталкивать свое решение в жизнь.
Стойбище прорицательниц было уже близко. По сторонам от дороги в степи начали появляться деревянные идолы со зверским выражением на потемневших от времени и непогоды лицах. Воины, завидев этих пугающих уродин, торопливо прикладывали руку к глазам и шептали охранные заклятия. Даже Архак провел ладонью по глазам. Хан усмехнулся про себя. Дурная слава, окружавшая степных колдуний, хранила стойбище от грабителей и лихих людей лучше любой военной силы. С нечистью же, в последнее время начавшей проникать и в Степь, Ягата со своими сподвижницами справлялась сама, решительно отказываясь от охраны, предлагаемой верховным ханом.
Наконец из-за очередного идола выступила женщина и повелительно вскинула вверх руку, приказывая конникам остановиться. После чего вопросительно уставилась на чуть выдвинувшегося вперед хана. Качар кивнул Архаку, тот неторопливо извлек из складок одеяния красную тамгу с выбитым на ней орлом. Женщина всмотрелась в протянутый предмет и, ни слова не говоря, сделала приглашающий знак рукой, предлагая следовать за ней. Хан и Архак спешились и отправились за провожатой. Тысяча начала рассыпаться по степи, беря в кольцо становище прорицательниц, однако не переступая границы, проходящей по последнему ряду деревянных идолов. Качар понимающе усмехнулся, поймав оценивающий взгляд Архака, скользнувший по стройной женской фигуре, которая, чуть покачивая бедрами, двигалась впереди. Ему вспомнилась история знакомства с Ягатой.
Он и Архак, спасаясь от погони, влетели в стойбище прорицательниц под вечер. У Качара еще мелькнула мысль, когда они пересекали незримую границу, дальше которой разрешалось двигаться только пешком, попробовать убедить степных колдуний, что они не заметили в надвигающихся сумерках идолов. Хотя это объяснение было шито белыми нитками, но у Качара и Архака не оставалось иного выхода, как найти прибежище здесь, где они имели шанс уцелеть от погони, посланной одним из ханов, разгневанным слишком вольным обращением захудалого пришельца с юга с его младшей дочерью.
Однако ничего объяснять не пришлось. Когда они очутились на вытоптанном пространстве среди юрт, из одной, крытой белыми шкурами, вышла женщина, взмахом руки остановив молча надвигавшихся на Качара и Архака своих товарок. Внимательно оглядев неосторожных всадников, здешняя повелительница удовлетворенно кивнула каким-то своим мыслям и заговорила неожиданно волнующим низким голосом.
– Ты, – она указала на Качара, – пойдешь со мной.
– А как же я? – раздался за спиной Качара голос Архака.
– Подождешь, – не оборачиваясь, отрезала колдунья. – С тобой у нас разговор еще впереди.
В юрте у входа горели в больших чашах два светильника. Языки странного бездымного извивающегося пламени стояли как два воина, не пуская в центр юрты.
– Раздевайся! – все тем же голосом, вызывающим мурашки где-то в районе позвоночника, приказала колдунья. Качар замер, глядя на нее.
– Что? – насмешливо посмотрела на него колдунья. – Или предпочитаешь вернуться назад?
Качар с трудом сглотнул вдруг вставший в горле ком. По степным обычаям обнажать свое тело считалось опасным грехом. Демоны, незримо парившие в мире людей, могли захватить незащищенное тело и похитить душу. Тогда уже никогда не видать человеку Садов Создателя, а его. душа будет вечно мучиться во мраке. Так внушили в детстве Качару. Поэтому он и стоял сейчас столбом, нерешительно глядя на колдунью. Ягата пожала плечами и, одним движением сбросив накидку, шагнула вперед. Из одежды на ее роскошном, светившимся молочным светом теле осталась только игравшая скорее символическую роль набедренная повязка. Языки пламени качнулись в ее сторону и, полыхнув синим светом, успокоились, лениво извиваясь. Качар стиснул зубы и, преодолев немалое внутреннее сопротивление, сбросил с себя одежду, шагнул вслед за Ягатой. Языки пламени так же качнулись к нему с обеих сторон, полыхнув голубым.
Внутреннее помещение юрты оказалось неожиданно большим. Пол был застелен такими же белыми шкурами, которыми была крыта юрта.
– Садись! – приказала Ягата, указывая на одинокую черную шкуру. Качар послушно прошлепал к шкуре и опустился на указанное место. Одна мысль не давала ему успокоиться. Ворвись сейчас сюда преследующие его воины – хорошее зрелище им предстанет. И у него нет никакого шанса оказать хоть какое-то сопротивление. Голым и без оружия много не навоюешь. Он мысленно прикинул расстояние, отделявшее его от верной сабли, брошенной поверх кучи одежды.
– Не бойся! – Колдунья сделала круг по юрте, к чему-то прислушиваясь. – Погоня потеряла ваши следы. Они теперь долго будут кружить по степи, гоняясь за видениями.
Ягата, все так же не глядя на Качара, хлопнула три раза в ладоши и прокричала какое-то непонятное длинное слово. Шкуры по периметру юрты откинулись и внутрь ступили обнаженные девушки. Каждая держала на уровне груди небольшой горящий светильник. По знаку Ягаты девушки поставили светильники, в результате чего Качар и Ягата оказались окружены кольцом света. Девушки поднялись и начали странный медленный танец, образовав второй круг позади колеблющихся языков пламени. Качар завороженно следил за медленно покачивающимися женскими телами, на которых волнующе переплетались тени и отблески пламени. Тут его внимание привлекла колдунья, неподвижно стоявшая в центре двойного круга. Ягата раскинула в стороны руки и начала кружиться вокруг собственной оси, все убыстряя темп. Набедренная повязка взметнулась и улетела в сторону, оставив кружащуюся колдунью совершенно обнаженной. Неожиданно колдунья хрипло застонала и вытянулась в струнку, вскинув руки над головой. Девушки, не прекращая танца, протянули руки в сторону Ягаты. Качару показалось, что с пальцев танцующих стекали еле видимые языки призрачного пламени. Тело Ягаты начало медленно менять цвет, ощутимо наливаясь каким-то нежно-розовым, идущим изнутри светом. Сколько это продолжалось, Качар не запомнил. Колдунья опять неожиданно хлопнула в ладоши, и хоровод снаружи распался. Девушки в изнеможении повалились на шкуры и замерли. Колдунья двинулась к сидящему Качару, нисколько не стесняясь собственной наготы. Качар был не в силах отвести глаз от светящейся женской фигуры с чуть покачивающимися куполами грудей. Ягата одним плавным движением перетекла на колени перед сидящим Качаром и, протянув руку, коснулась его подбородка. Качар вскинул голову, с трудом оторвав взгляд от заворожившего его женского тела, и наткнулся на встречный, темный как ночь и глубокий как бездна в стране демонов, мерцающий взгляд. Глаза Ягаты, казалось, затягивали в себя сидящего перед ней мужчину. Колдунья неожиданно затуманилась и исчезла, а перед взором кочевника замелькали с калейдоскопической быстротой различные картинки. Фрагменты сражений, бешеная скачка, какие-то люди, то падающие ниц, то угрожающе бегущие навстречу, женщины, дети, старики, юрты, какие-то здания – этот кружащийся вихрь захватил Качара и зашвырнул во мрак. Последнее, что зафиксировало его гаснущее сознание, не справившееся с таким потоком информации, был мерцающий темный взгляд Ягаты…
