— Посмотри, что ты наделал! — увещеваю я Борьку, указывая на рыбок. — Ты же убил их, засранец!..
Тут из столовой вылетает Виктория, и начинается правосудие.
Мне как отчасти пострадавшему попадает условно. В виде обещания пожаловаться матери. Наказание для Борьки более сурово (и справедливо). Во-первых, его ставят в угол на все оставшееся время до прихода родителей, и ни сончаса, ни прогулки ему сегодня не светит. А во-вторых, Виктория обещает потребовать от Савельевых-старших компенсации за ущерб, причиненный их балбесом живому уголку…
Слушая краем уха сердитое вещание воспитательницы и обиженное хлюпанье носом Борьки (оказывается, этот преступник тоже умеет плакать!), я созерцаю мертвых рыбок и пытаюсь взять в толк, каким образом сладкая фруктовая жидкость могла мгновенно покончить с живностью аквариума.
Надо будет как-нибудь полистать справочник по биологии, решаю я.
Но вот и сончас.
Виктория Анатольевна и Анна Жановна плотно прикрывают двери спальни, и вскоре снаружи через приоткрытое окно в спальню доносятся их отдаленные голоса. Видимо, сидят на скамейке в тени высокого тополя.
С противоположного конца здания, где расположена кухня, доносится приглушенное журчание воды — кухонный автомат убирает столы и моет посуду.
Некоторое время дети вокруг меня балуются, но потом усталость и сытый желудок дают о себе знать, и постепенно в спальне воцаряется размеренное сопение.
Сончас.
Отвернувшись к стене (моя кровать стоит в дальнем углу от входной двери), я не могу, да и не стараюсь заснуть.
Перед глазами возникает мужчина, который спешил на отходящий автобус. Потом — лица «взрослых детей», которых я видел в Доме. Аня Цвылева, Андрей Горовой, бригадир Чухломин, Бельтюков… Интересно, как бы они вели себя, если бы им сказали правду — всю правду, ничего не скрывая и не приукрашивая? Считали бы они себя тогда жертвами или благодарили бы судьбу за то, что их сознание не подчинилось импульсу «реинкарнатора», отказавшись вернуться в небытие?..
Неожиданно облака, неспешно плывшие в окне над крышами соседних зданий, ускоряют свой бег и мелькают стремительными, размазанными от скорости пятнами. Где-то я уже видел подобное. А, так это же стандартный киноэффект, частенько используемый режиссерами для показа неудержимого бега времени. Утро, день, вечер, ночь сменяют друг друга с такой скоростью, что сознание не успевает уследить за этим мельканием, и в душе нарастает отчаяние, потому что ты осознаешь, что вся жизнь твоя проносится, как эти изодранные в клочья облака над городом, и хотя картинка имеет лишь четыре повторяющихся фазы, но каждая из них неповторима и безвозвратна, как твое жалкое существование…
Меня осеняет: если этот трюк применяется в кинематографе, то, значит, и все, что происходило и происходит со мной, — всего лишь кинопленка, перематываемая с ускорением в огромном кинозале? И, значит, можно ничего не бояться, а лишь дождаться конца фильма и вернуться в настоящую, реальную жизнь?
Однако мелькание туч за окном не прекращается, и наконец я встаю и подхожу к окну — и сердце мое начинает биться чаще, потому что с тихим ужасом я вижу, что нахожусь на высоте по меньшей мере нескольких сотен метров, и внизу, до самого горизонта, простирается невесть откуда взявшаяся равнина, на которой ничего не растет — ни трава, ни деревья, ни цветы, здесь есть лишь голая серо-коричневая земля, а еще скалы, торчащие тут и там, как гнилые осколки зубов в чьей-то исполинской челюсти, и я понимаю, что равнину эту перепахало чудовищной, неизвестной силой, которая срезала, словно ножом бульдозера, весь плодородный слой почвы и швырнула куда-то его за пределы видимости… Зачем? Что это была за сила? Непонятно… И нет нигде ни единой живой души, только изредка поверхность равнины вспучивается от мощных толчков и по ней расходятся страшные волны, нарезая спиралевидные черные трещины, слишком похожие на бездонные пропасти…
Вот она, катастрофа, которой пугал Дюпон!.. Значит, пока я пролеживал бока на узкой детской койке, катаклизм состоялся, сделав планету необитаемой, но по какой-то причине он миновал меня и нашу комнату, и если я прямо сейчас не догадаюсь, что произошло и почему один я остался жить на этой постапокалиптической Земле, то случится нечто еще более ужасное, чем то, что открылось моим глазам..
Но постой: куда же девались малыши, которые еще недавно крепко спали здесь?
Я поворачиваюсь, чтобы оглядеть комнату, но ее уже нет, как нет ни детей, ни кроватей. От здания осталась всего одна стена с чудом уцелевшим окном, но она почему-то выросла до высоты Останкинской телебашни, и я с трудом сохраняю равновесие на узкой приступке перед окном, а потом стена начинает вибрировать и раскачиваться из стороны в сторону, и становится ясно, что она летит в воздухе высоко над равниной, поднимаясь все выше и выше, и только по чистой случайности она держится в вертикальном положении, но стоит ей наклониться — и я не удержусь на своей импровизированной ступеньке… Эх, зачем я об этом подумал?!.. Разве я забыл, что нельзя думать о плохом исходе, потому что предчувствия такого рода имеют обыкновение сбываться?!. А теперь — все, спасения нет!..
И я падаю, падаю, падаю в пустоту с душераздирающим криком.
Открываю глаза и обнаруживаю, что это был лишь сон, а на самом деле солнечный луч успел сдвинуться на полметра влево по стене и все вокруг по-прежнему спят и что весь я — в липком поту и надо вставать и идти в туалет, потому что мочевой пузырь все сильнее напоминает о своем существовании…
Я откидываю одеяло. Цепляясь пальцами босых ног за штанины, всовываю ноги в брюки, а затем — в тапочки и осторожно, чтобы не разбудить никого, крадусь к двери.
Проходя по коридору, бросаю взгляд в окно и вижу, что на скамейке, помимо нашей Виктории и Анны-Жанны, собрался почти весь трудовой коллектив детсада, и кое-кто из женщин, с оглядкой на окна, с наслаждением дымит сигареткой — вообще-то, курить в детском саду никому не разрешается, так что сончас — единственная возможность для персонала покурить, потому что после обеда заведующая обычно уезжает куда-то по своим делам…
Из комнаты компьютерных игр доносится чье-то неразборчивое бормотание. Однако нужда не позволяет мне проявлять любопытство в полной мере, и я трусцой устремляюсь в туалет.
К моему удивлению, когда я, уже ничем не отягощенный, возвращаюсь обратно, голос в игровой все еще наличествует. Но ему не сопутствует стук клавиш, который обычно раздается на весь коридор, если кто-то героически сражается с инопланетными монстрами или управляет гоночной машиной, несущейся на полной скорости. И никаких звуковых эффектов, имеющихся в каждой игре, тоже нет.
Кто-то решил поиграть в наушниках? Или беседует с самым интересным собеседником, то бишь с самим собой?.. Может, это наша повариха?
Но со стороны кухни по коридору растекается запах какой-то выпечки (рот невольно наполняется слюной), слышится лязганье посуды, и это означает, что добрейшая наша Клара Антоновна находится на своем рабочем месте и готовит к полднику очередной кулинарный шедевр. «Безумно вкусный», по ее собственному определению…
