— Так вот, — продолжает Слегин, — мы с Леном считаем… — (Как он ловко повернул! «Мы с Леном»…
Вот так всегда: стоит тебе что-то придумать, как тут же найдутся желающие примазаться к твоему открытию.) — …что, зная о неминуемой гибели планеты, наш Дюпончик постарается избежать мучительного конца, который уготовил для всех остальных людей.
Скорее всего — суицидом.
Что ж, умения читать мои мысли Булат не утратил.
Именно это я и имел в виду.
— Единственная проблема заключается в том, что это может произойти как за месяц, так и всего за день до катастрофы, — говорю я. — Но все равно, эту возможность желательно взять на заметку. Прежде всего, собрать данные о тех детях, которые подвергались обработке, чтобы узнать, не было ли среди них попыток суицида, несчастных случаев с летальным исходом при странном стечении обстоятельств. Согласитесь, что в таком возрасте нормальному ребенку вряд ли придет в голову покончить с собой. Ну и, конечно же, не мешает установить тотальный контроль над теми, кто содержится во Взрослом Доме…
— Где-где? — в один голос переспрашивают Слегин и Астратов.
До меня доходит, что я употребил свой собственный термин в отношении «интерната для детей-инвалидов», который запущен в официальный оборот ОБЕЗом. Приходится пояснить своим собеседникам, что же я имел в виду.
Астратов усмехается:
— Взрослый Дом, говорите? А что? Лично мне нравится: метко и кратко…
Я молчу.
Как известно, каждый судит об одном и том же в меру своей испорченности.
Глава 8. В ГОСТИ К «ЛИЛИПУТАМ»
Окно в кабинете заведующего представляет собой сплошную стеклянную стену. Специально, что ли, ее так спроектировали? Чтобы таким, как я, не надо было подставлять стул, если захочется посмотреть наружу?
За окном-стеной — стандартная баскетбольная площадка под открытым небом, но не асфальтовая, а выложенная дерном. Наверное, чтобы игроки набивали меньше синяков и ссадин, ведь детская кожа — нежная и тонкая. Как душа.
Но вместо щитов с кольцами по обеим сторонам площадки установлены ворота, хотя тоже не обычные футбольные. Скорее, хоккейные.
По площадке орава малышни с энтузиазмом гоняет мяч. Правда, гоняет довольно технично, что в пас, что в обводку. Неестественно.
Стекло в верхней части стены сдвинуто в сторону, и в кабинет врываются крики футболистов.
Нападающий в синих трусиках и желтенькой маечке принимает пас, обводит одного защитника, потом — другого, но вместо того, чтобы пробить по воротам, оказавшись от них метрах в пяти, не больше, отдает зачем-то пас вбок, где мелькает еще одна желтая майка. Однако защитники вовремя закрывают того, кому адресован мяч, плотной стенкой, и атака захлебывается…
Игроки команды, упустившей шанс забить гол, разражаются горестными воплями, на три четверти состоящими из отборного русского мата, и Гульченко позади меня с невольным восхищением бормочет:
— Во дают, лилипуты!..
— Кстати, Владимир Сергеевич, вы мне больше не нужны, — сухо замечает заведующий, на мгновение переставая стучать по клавишам небольшого, но, видимо, очень мощного компа. — Думаю, теперь мы сами разберемся с нашим новым… э-э… гостем.
— Ну что ж, — пожимает плечами Гульченко. — Как скажете, док… Но прежде чем покинуть вас, я хотел бы сказать пару слов о Виталии… Дело в том, что он будет у вас не прохлаждаться, а выполнять задание особой важности. В связи с этим рекомендовал бы вам, док, уделять ему особое внимание, оказывать всяческое содействие в виде немедленного выполнения его… гм… его просьб… Ну и, естественно, держать язык за зубами.
Для всех остальных Виталий Игоревич должен оставаться обычным «невозвращенцем»… Ну а в случае чего — звоните…
Заведующий хмурится:
— А мне не полагается знать, в чем заключается цель пребывания Виталия Игоревича в нашем интернате?
— К чему вам лишние заботы, док? — ухмыляется Гульченко. — У вас их и так наверняка хватает…
— Это вы верно подметили, — с горечью отзывается заведующий. — Еще как хватает! И, между прочим, благодаря вашей неустанной деятельности. Владимир Сергеевич…
Гульченко не реагирует на укол. По-моему, он его даже не заметил, как слон — укуса комара.
Наклонившись ко мне, «раскрутчик» фамильярно хлопает меня по плечу:
— Ну, Виталька, давай прощаться. По-моему, мы с тобой уже все обговорили, да? Самое главное — вовремя оповещай нас обо всем. А уж мы тебя всячески подстрахуем… Ни пуха ни пера!
— Иди ты к черту! — бормочу я. От души, а не для соблюдения ритуала. Гульченко я недолюбливаю до сих пор.
В принципе, я предпочел бы, чтобы во Взрослый Дом меня привез кто-нибудь другой, но из соображений конспирации сам Астратов ехать не решился («Это может вызвать подозрения, Владлен Алексеевич: с какой стати обыкновенного воспитанника привозит сам начальник особого отдела ОБЕЗа?»), а посвящать в суть предстоящей операции лишних людей, даже из числа своих подчиненных, он не захотел.
— Ну, что ж, Виталий Игоревич, давайте знакомиться более обстоятельно, — поворачивается ко мне заведующий, когда дверь за Гульченко захлопывается. — Меня зовут Фокс Максимович, фамилия моя — Лабецкий. Доктор педагогических наук. До того, как возглавить интернат, работал директором спецшколы для детей с врожденными физическими недостатками…
Я недоверчиво бросаю взгляд на своего собеседника. На доктора наук в моем представлении он никак не похож. Скорее, на телохранителя какой-нибудь VIP-персоны. Высокий брюнет брутального вида, в очках в роговой оправе и с затемненными стеклами. Рубашка с короткими рукавами, брюки спортивного покроя.
— Фокс? — переспрашиваю я. — Это что — сокращение? Или полное имя?
Лабецкий мягко улыбается.
— Да вы присаживайтесь, — советует он, указывая на ряд кресел у стены, чуть в стороне от его стола, и я послушно следую его совету. — Фокс — это от Малдера. Помните, был когда-то американский сериал про двух агентов ФБР, расследующих всякие аномальные явления?.. Родители были без ума от него, вот и окрестили меня в честь главного героя.
Я прикидываю, сколько лет может быть моему собеседнику. Получается — не больше двадцати пяти. Ну и времена настали!.. Заработать в двадцать пять докторскую степень — это, знаете ли, надо суметь! Потом меня осеняет:
— А вы случайно не из этих, Фокс Максимович? Не из вундеркиндов?
Он грустно качает головой:
— И вы туда же… Стоит кому-то с детства проявить |способности чуть выше среднего — как все вокруг ахают да охают: вундеркинд, гениальный ребенок, аномалия! А дело в том, что ребенок представляет собой чистый лист бумаги. И если начать заполнять его не в школе, а намного раньше, то результаты сами дадут о себе знать. Кроме этого, конечно, нужны терпеливые и Умные учителя и наставники, воспитатели… много чего нужно. Мне повезло: у меня такие учителя были. И лишь благодаря им я закончил среднюю школу в четырнадцать, а в восемнадцать — университет…
