Лампы приобретают коричневый оттенок и наконец вырубаются. Приоткрываю дверь настолько, чтобы прошел ствол гамма-лазера и бью по ним. Плавится и трещит стеклопластик. Думаю, исчезновение сигнала от видеокамер при данных обстоятельствах никого не удивит: он у них и так блинькающий.
Луч скользит по потолку с бешеной скоростью, слишком быстро, чтобы позволить охранникам успеть встать. За мгновение до того, как он доходит до них, я понимаю, что это люди, не теосы, и на секунду жалею, что мы не взяли биопрограммеры, тогда можно было бы не убивать. Но это война!
Луч касается одного тюремщика, и он падает на каменный пол, потом другого. Пахнет горелой плотью.
– Сюда!
Мы врываемся в коридор. Замки на дверях камер заблокированы, и мы вскрываем их, как консервные банки, с помощью гамма-лазеров. Распахиваем настежь. Они пусты. Свет фонариков выхватывает столы с ремнями для фиксации, металлические шкафы и прямоугольники стационарных биопрограммеров, похожие на блоки ламп дневного света. Как это назвать? Камеры пыток? Лаборатории? Процедурные кабинеты? По крайней мере, заключенных здесь нет.
Мы проходим мимо трупов охранников, я бросаю короткий взгляд на сожженную одежду, ожоги и остановившиеся глаза, подбираю биопрограммеры и отдаю их моим монахам. Мне кажется, с этим оружием они справятся лучше.
– Чтобы только отключить человека, не убивая, нужно настроить так, – на ходу объясняю я.
И мы бросаемся дальше.
В другой части коридора – то же самое: ни одной камеры с заключенными. В общем-то этого следовало ожидать от «гуманной» тессианской тюрьмы. Это же подвал. Разве можно держать людей в подвале!
Поднимаемся на следующий этаж, под ногами гулко стучат ступени. Здесь два поста, первый снимаем сразу, второй успевает опомниться, и я уклоняюсь от луча биопрограммера.
Второго выстрела не последовало. Юля выстрелила из-за моего плеча, и охранника не стало. Я положил второго. Гена и Бхишма бросились вскрывать камеры.
– Вы свободны! Выходите! – говорю я.
В коридор вываливает толпа изможденных, голодных, полусонных людей. Человек по двадцать в камеpax три на четыре. Вонь и грязь. До теосов такого не было, не сомневаюсь. Тоже мне боги!
Ни Германа, ни Алисии среди заключенных нет.
– Наверное, выше, – говорит Юля.
Я киваю:
– Пошли!
Теперь приходится продираться сквозь толпу, люди лениво и неохотно расступаются, зато им нас и не опередить. Снова бросаемся на лестницу, на второй этаж.
Здесь нас встречают. Начинается перестрелка. Гена стонет и хватается за плечо. Я перебрасываю оружие в левую руку и легко касаюсь раны, зеленая энергия начинает течь из пальцев, мгновенно, без всякой подготовки. Все равно нас заметили. Можно работать с Силой.
Гена удивленно смотрит на меня.
– Не болит? – спрашиваю, одновременно стреляя из биопрограммера.
– Нет.
И меня окутывает золотое сияние. Энергия Манипуры, чакры власти.
Здесь тоже люди. Люди охраняют людей. Они еще не подчиняются мне, но уже растеряны и парализованы. Они не могут поднять оружие и нажать на спуск. Гена и Бхишма стреляют из биопрограммеров. Я выставил их на несколько часов сна.
Вскрываем камеры. Та же вонь и скученность. Из второй двери вываливается похудевший и осунувшийся Герман.
– Доброе утро, Герман Маркович! – кричу я. – Не пора ли покинуть это место?
Он подходит, молча жмет мне руку.
– Где Алисия? – спрашиваю я.
– Не здесь. Ее увели куда-то в другую часть тюрьмы.
Одну женскую камеру мы уже обнаружили, но госпожи Штефански там не было.
– Герман Маркович, с вами сидели люди, которым можно доверить оружие?
– Да, пожалуй!
– У нас есть несколько лишних биопрограммеров. Раздайте.
Около десяти штук, считая оружие охранников с этого этажа. Но и то дело.
Тепло поднимается по позвоночнику, холодеют руки, и в золотом сиянии вокруг меня вспыхивают синие всполохи. Я ищу Алисию. Да, она не здесь. Вообще в другом корпусе. Том, что светится фиолетовым. Что она делает в штабе? Допрос на высшем уровне?
– У всех конфисковали устройства связи? – спрашиваю я.
– Да, – за всех отвечает Герман.
– Где они могут быть?
– В тюрьмах обычно есть что-то вроде камеры хранения. Скорее всего…
Я хотел было их оставить, идти на поиски Алисии и громить штаб, но нет, без меня толпа превратится в стадо. Сейчас они идут за мной, как овечки, повинуясь энергии Манипуры, но стоит мне отлучиться, и будет хаос.
– Пойдем, Герман. Куда?
– Внизу. Скорее всего, на первом этаже или в подвале.
Неужели не заметили?
– Тогда потом, – говорю я. – Еще один этаж. Нельзя оставлять в тылу врага.
Теперь мы можем задавить числом. Этаж освобождаем молниеносно, но мне приходится восстанавливать троих людей, задетых лучом биопрограммера.
Все повторяется. Открываем камеры. Раздаем оружие.
Я окинул взором свою разношерстную армию. Интересно, по какому принципу теосы производили аресты? До них здесь не было и сотни заключенных. Теперь целая армия, около тысячи человек.
Я стараюсь прощупать всех, увидеть их души. В золотом сиянии бьются синие и фиолетовые сполохи, и люди смотрят на меня, как на живого бога. Теос! Не так уж неадекватно. Только я не с ними, не могу быть с теми, кто разрушает Кратос, кто ради своих непонятных целей пихает по двадцать человек в маленькие камеры и закрывает планеты, словно камеры тюрьмы.
В космопорте было много арестов. Космолетчики народ независимый и своенравный. Кому-то не понравилась регистрация, кто-то был слишком недоволен финансовыми потерями и хотел немедленно покинуть планету.
Я ищу этих людей. Мне нужны те, кто умеет обращаться с кораблями.
Выделяю человек пятнадцать, громко объявляю имена.
– Подойдите!
Они окружают меня.
Торговцы, транспортники, пленные офицеры, командиры побежденного тессианского флота.
– Возьмите людей, тех, кто захочет сопровождать вас, – говорю я. – И летите в космопорт. В пятистах метрах от тюрьмы – стоянка гравипланов. Генерал Митте, – я киваю Герману Марковичу, – будет координировать ваши действия. Надо захватить военный флот. Часть кораблей уже захвачена моими людьми.
Я преувеличиваю. От Артура и Витуса до сих пор нет вестей.
– Герман Маркович, ведите людей. Сначала вниз. Раздайте устройства связи.
