У меня есть еще одно неотложное дело: убрать с предсердия подарочек Страдина. Исследования микроаннигилятора Анатоля ничего не дали: очевидно, что это жучок, работающий в режиме допросного кольца, но других функций пока не обнаружено. Меня убеждают, что это пустышка. Вполне в духе Страдина, очень экономично: эксплуатация надписи «Осторожно, злая собака» всегда дешевле содержания настоящей собаки.
Утро выдалось пасмурным и холодным, по небу летят серые клочья облаков, накрапывает дождь. И многогранник СБК выглядит таким же серым, как небо. Операция будет здесь.
Почему-то я волнуюсь.
Руководителем СБК я назначил Германа, и вчера он принял дела, так что за отношение ко мне сотрудников ведомства я более или менее спокоен. Я, конечно, не настолько свой человек, как Страдин, но особенно не любить меня у СБК нет причин.
Мы снижаемся, и меня вызывает Герман.
– Государь, остановитесь!
– Еще не государь, – замечаю я. – В чем дело Герман Маркович?
– Ваш микроаннигилятор настоящий. При попытке извлечения он сработает.
– Ерунда! Я проверял. Пустышка. Обыкновенный жучок.
Мы приземляемся. Охранник открывает дверь левой рукой. Я шагаю на темно-серый искусственный камень посадочной площадки.
– Было три настоящих, – говорит Герман. – У тебя и двух военных пилотов, которые командовали кораблями. Остальные – да, пустышки. Это очень дорогая технология.
– Герман, ты у себя?
– Да, поднимайтесь.
– Вызови мне того, кто занимался микроаннигиляторами.
– Уже.
Кабинет Германа находится в верхней части многогранника, так что прозрачные стены наклонены под острым углом к полу. Я сел в серое кресло рядом со столом руководителя ведомства, напротив меня вытянулся во фрунт специалист по микроаннигиляторам. Зовут Антон Лиснянский. Я внимательно изучаю его лицо, прежде чем начать разговор. Антон больше похож на ученого, чем на службиста, глаза умные, но не холодные, и некоторый беспорядок в одежде: пара пуговиц на камзоле расстегнута и волосы выбиваются из косы. Он испуган. Интересно, что ему наговорил Герман?
Я улыбнулся. С этим типом людей мне всегда было легче устанавливать контакт, чем со службистами.
– Господин Лиснянский, есть какой-нибудь способ заставить микроаннигилятор не сработать? – спросил я.
– Можно попробовать заблокировать сигнал. Но это ненадежно.
– Насколько ненадежно?
– Вероятность успеха процентов пятьдесят. Этот вид оружия Тракля еще недостаточно изучен.
Герман умоляюще смотрит на меня: «Это слишком рискованно!» Да, конечно, СБК очень хочется иметь полностью подконтрольного императора.
По позвоночнику течет тепло, пальцы окружает темно-синее сияние. Больше незачем скрываться, все знают, кто я. Антон и Герман, оба смотрят на меня во все глаза. Работаю с Аджной, изучаю вероятности.
– Кто еще может сделать эту операцию? – наконец спрашиваю я.
Антон отвечает не сразу, в этом состоянии мой голос звучит странно, возможно, ему кажется, что он звучит только в его голове.
– Смените хирурга, – говорю я.
Первым опомнился Герман.
– Это лучший хирург госпиталя СБК.
Я игнорирую.
– Антон, вы можете порекомендовать другого?
– Да.
– Вызывайте!
Госпиталь в средней части многогранника. Я спускаюсь на лифте и сам подхожу к дверям операционной. Охрана следует за мной.
То, что мне предстоит, напоминает жертвоприношение у древних ацтеков: раскрыть грудь и вынуть сердце. Правда, последнее останется в моей груди, надо только удалить микроскопическую бусину на предсердии.
Хирургия в наше время почти экзотическая профессия, и хирург – нечто вроде спасателя в чрезвычайных ситуациях. Все могут биомодераторы. Почти…
Мне даже собираются делать общий наркоз, что уж совсем редкость.
– Так спокойнее, – говорит рекомендованный Антоном хирург.
Вокруг меня – синее свечение. Я смотрю на врача и изучаю вероятности.
Он опускает глаза.
– Простите, мне еще не приходилось оперировать теоса.
Я кивнул.
– Если все пройдет нормально, я отблагодарю и вас, и господина Лиснянского. Не скажу, что сделаю все, что ни попросите, но в разумных пределах – да.
Он бледен, у него дрожат руки, и мой голос звучит, словно из иной реальности.
Я смотрю вероятности, видения будущего сменяются, как в калейдоскопе.
– Успокойтесь, – улыбаюсь я. – Все будет хорошо.
– Черт! Обычно это я говорю своим пациентам.
Кажется, он смог взять себя в руки, выпрямился, в жестах сквозит уверенность.
– Ну, раздевайтесь, ложитесь, и с Богом!
Все прошло успешно. Через несколько часов я очнулся в реанимации госпиталя СБК, и мне ввели очередную дозу обезболивающего, хотя я и так ровно ничего не чувствовал.
Через сутки смог подняться с кровати и посмотреть на себя в зеркало. Заметил маленький шрам на груди.
Через два дня вернулся в императорский дворец. Я должен принять дела.
Мы спустились под здание СБК и идем по коридору, освещенному голубоватым светом. Герман работает проводником, нас сопровождает моя охрана и два сотрудника СБК, составляющих эскорт Германа.
Перед нами круглая металлическая дверь, напоминающая ворота шлюза военного линкора. Ее может открыть только сигнал с императорского перстня: там, за толщей металла, хранятся документы пятой степени секретности.
Раздается слабое жужжание и щелчок, помощники Германа вдвоем открывают дверь и остаются в коридоре. Дальше имею право пройти только я.
Перешагиваю через порог и, не оборачиваясь, даю знак Герману закрыть за мною.
Жужжание и щелчок.
Передо мной хорошо освещенный круглый зал, в стенах множество ячеек с делами, напоминает хранилище банка. В центре стол и кресло. Я бы не знал, с чего начать, если бы в императорском перстне не было встроенного навигатора по этому хранилищу.
Первым мне на стол легло завещание императрицы. Оно напечатано на специальной бумаге, я впервые вижу такую. На ощупь больше напоминает пластик. Этих документов в цифровом виде нет, никогда не было и, возможно, не будет. Зато любой из них я могу уничтожить дистанционно, практически с любого расстояния, послав сигнал с императорского кольца. А можно уничтожить и весь архив, операция займет считанные секунды.
Перевожу в цифровую форму завещание императрицы, я собираюсь запустить его в Сеть. Не сегодня. Сегодня похороны Страдина, не время для скандала. Пусть упокоится как император, я не собираюсь выкидывать его из могилы. Может быть, и не завтра. Через месяц, два. Это придаст легитимности власти Хазаровского, после того как я умру.
