– Ройтман был в курсе интриги! – поразился я.
– Конечно, – она улыбнулась. – Но Страдин смог внести в мой сценарий некоторые коррективы, которые, правда, все равно не пошли ему впрок. Он решил убить Лео и уничтожить тебя. Это не входило в мои планы, и я вынуждена была действовать. Первая попытка казнить тебя провалилась из-за преданности твоих людей, твоей находчивости и огласке в столице. Страдин был вынужден на время отказаться от этой идеи. Но только на время. Он собирался предпринять вторую. Уходя, я сделала небольшую пластическую операцию: чуть изменила форму глаз и губ. Это можно легко исправить гримом. Так я явилась в дом Эдуарда Ветлицкого, окруженная золотым сиянием Манипуры, и приказала ему убить императора. Эдика я знала еще мальчиком, и он меня прекрасно помнил. Он всегда был чересчур впечатлителен, ему надо было стать художником, а не службистом. Не будь с ним слишком строг. Да, конечно, Психологический центр, но не более того. Может быть, там он наконец начнет писать картины.
Я кивнул.
– Обещаю, Анастасия Павловна. Ну вы смогли меня удивить. Еще немного, и я решу, что тессианских террористов, взорвавших «Святую Екатерину», нанял лично Страдин.
– А ты уверен, что это не так? – улыбается императрица.
– Я не верю в унтер-офицерскую вдову, которая сама себя высекла.
– А ты проверь.
Проверять я не стану. Даже если это так, я не мщу мертвецам.
– А кто стрелял в меня, Анастасия Павловна?
– Ты уверен, что в тебя, Даня? Ведь вас было двое: ты и Лео.
– Нас трудно спутать.
– Ты так думаешь? Вы почти одного роста: Лео чуть выше, ты чуть шире в плечах, оба темноволосы. Представь себе: густые сумерки, ярко освещенные окна дворца и вы на их фоне. Видны только силуэты: ни черт лица, ни цвета глаз не разглядеть. К тому же ты стоишь спиной к убийце, опершись на балюстраду балкона, и обиженный Лео тоже повернулся и собрался уходить. Ну и как тут понять, в кого стреляешь?
– Ну, может быть.
– Кстати, еще один аргумент в пользу моей версии: стреляли из допотопного огнестрельного оружия, не иначе из чьей-нибудь коллекции. Думаю, потому, что убийца был прекрасно осведомлен, что пули не повредят тебе, зато убьют Лео.
– С таким же успехом можно было использовать биопрограммер.
– Биопрограммер слишком серьезный намек на СБК. Огнестрельное оружие намекает скорее на непрофессионала, возможно, маньяка. Тебе не кажется, что это попытка навести на ложный след?
– Вы думаете, что здесь замешана СБК, Анастасия Павловна?
– Они терпеть не могут Лео. Твоя власть ненадолго, возможно, они надеялись, что ты найдешь другого преемника. В общем, об этом эпизоде спроси-ка ты своего Германа.
Мы уже в синем зале, Анастасия Павловна бледна, почти как светящиеся стены. Я до сих пор не знаю, в чем причина подступающей дурноты: обмен кровью или близость Иглы Тракля.
– Позаботься о моей внучке, – говорит императрица.
– Внучатой племяннице, – машинально поправляю я.
– Дотошный ты парень, – улыбается она. – Молодец. Так и надо. Юля помогала мне в моей нелегальной жизни и была одним из каналов связи с миром живых. Как только я узнала о катастрофе «Святой Екатерины», я послала на Скит Юлю, чтобы она разыскала тебя, если ты жив.
– Она очень убедительно играла, – заметил я.
– Ты зря бледнеешь. Кое-что ей не приходилось играть. Она действительно влюбилась. Всего-то второй раз в жизни. Я была рада за нее. Надеялась, что наконец-то девочке повезло. За помощь я обещала ей две вещи: восстановление социального статуса для нее и прощение Анри Вальдо. С первым ты прекрасно справился, а вот второе… Я его выпустила на свободу, но простить рука не поднялась.
– Юля его еще любит? – спросил я.
Она усмехнулась.
– Успокойся, он тебе не соперник. Думаю, она просила за него ради сына. Чтобы над Артуром не висела вина отца. Понятно, что юридически Артур не имеет никакого отношения к преступлениям Анри Вальдо, но все мы обременены предрассудками. Прости Анри, он неплохо послужил тебе.
– Он адмирал.
– Адмирал с неотмененным смертным приговором! Даня, по-моему, это первый случай в истории. Ты мне объясни, в чем причина: ты хочешь удержать Анри от предательства или это чисто моральное?
– Не удержу. Если он уйдет к махдийцам, что им наш приговор? А еще один такой же ему без проблем вынесут, заочно. Мне было бы спокойнее его простить. Неотмененный приговор – скорее стимул к побегу, чем к верности. Но не могу. Так что чисто моральное, Анастасия Павловна.
– Он не взрывал тот корабль.
– Знаю. Но если один облил дом бензином, а другой случайно бросил сигарету, кто из них поджигатель?
Анастасия Павловна вздохнула.
– Ему было тогда двадцать шесть лет.
– Вполне разумный возраст.
– Да для меня и твой теперешний возраст, Даня, только условно разумный.
Мы на последнем уровне, в широкие окна светят звезды.
– Я обещаю его простить в своем завещании, – сказал я.
– Ну, хоть так.
Она касается Иглы Тракля, гладкой, отполированной до блеска, отражающей звезды.
– Прощай, Даня, – говорит она. – Удачи тебе!
Дезинтеграция проходит быстро и почти без судорог, серебряное сияние охватывает Иглу Тракля и утекает по ней ввысь.
Я возвращаюсь один, за мной закрываются двери храма, телохранители встречают в саду.
Через три дня Алисию Штефански отпели по католическому обряду в кафедральном костеле Кратоса. Почти год назад в соборе напротив по православному обряду отпели императрицу Анастасию Павловну. Думаю, она посмеивается, глядя с небес. Я надеюсь, что достойные правители попадают в рай, несмотря на все грехи и слабости.
Раннее утро. Я сижу в глубоком кресле в своем кабинете и составляю завещание. Пока это наброски, которые остаются в памяти перстня связи. Потом надо будет все отредактировать, заверить, перенести на специальную бумагу.
За окном черное небо, близится ураган. По всему Кратосу сейчас закрывают окна и включают кондиционеры. К ураганам мы привычны, здания построены с учетом такой возможности, ураган в осеннем Кириополе все равно что снег на Дарте.
Я продержался больше года. До рекорда Анастасии Павловны мне далеко, но она почти не использовала Силу. С моей бурной жизнью было трудно рассчитывать и на год.
Я уйду в храм. Да, конечно, я уйду в храм, несмотря на то, что слабо верю в постулаты новой религии. Но я не могу отнимать у людей надежду.
Черное небо разрезает ветвистая молния, освещая деревья в саду, кое-где с желтыми листьями. Успеет ли мой сегодняшний собеседник? Самое неприятное в ураганах – паралич воздушного транспорта.
