– В две шеренги становись! Раз-два! – приказал лейтенант.
Офицер сел на свой мотоцикл, проехал немного вдоль переднего строя, привстал на подножке и скомандовал:
– Первая шеренга – на месте! Вторая – на пра-а-во, за мной – шагом марш! – и он медленно поехал прочь, уводя за собой половину ребят, а сними вместе и рыжеволосого толстячка Вильке. Друзья детства были разлучены. Франк ничего не мог поделать. Он просто стоял и сколько мог провожал строй товарища взглядом.
Вторая половина прибывших осталась торчать посреди города, у оврага, не зная, кто должен ими командовать. С разных сторон слышалось гудение автомашин, скрежет танков и лай собак. Через десять минут завыла сирена воздушной тревоги, и проходящие мимо солдаты забегали, придерживая руками каски. Еще минут через пять в небо ударили лучи зенитных прожекторов и стали подслеповато обшаривать ночную мглу. Вслед за ними посыпались струйки зенитных трасс, и захлопала шрапнель. Звук стрельбы долетал не сразу, как гром во время грозы. Искристый, словно фейерверк, взрыв на мгновение озарял небо, освещая розовые облачка, оставшиеся от предыдущих разрывов.
Когда улицы почти опустели, солдатики продолжали стоять и робко оглядываться по сторонам. Наконец, к строю подъехал тот же самый мотоциклист.
– Внимание! – сказал лейтенант. – Только что поступили сведения о прорыве противника на подступах к городу. В данный момент наши доблестные войска ведут отчаянную борьбу, чтобы сорвать планы русских по окружению Кенигсберга. Многие из ваших товарищей сейчас участвуют в жестоких боях с превосходящим по численности и технике противником. – Голос у офицера был сорван, но он хрипел, не жалея связок. – Фюрер призывает свою молодежь, то есть каждого из вас, к борьбе за спасение славной твердыни Тысячелетнего рейха, ставшей сегодня главной цитаделью немецкой нации. – Офицер помолчал и, как-то лукаво улыбнувшись, закончил: – Вашей непосредственной задачей будет являться отсидка в хорошо укрепленных фортах этой неприступной крепости. Чтобы ни случилось, врагу не занять этот город, если в нем еще остался хоть один верный сын нашей нации. Да хранит вас Бог. По машинам, бегом марш! – скомандовал офицер, и юные солдаты запрыгали в кузова.
Их высадили на тихих окраинах, в красивом и мирном ясеневом парке. Здесь было светлее и спокойнее, чем в центре, хотя звуки канонады слышались так же. Пока они ехали, начал моросить дождь. Могучие стволы деревьев были покрыты тонким слоем темно-зеленого мха. Пахло городской сыростью и тревогой. Ручейки солдат, громко топая, по команде побежали ко входу в форт, перед которым стоял огромный бетонный кокон с крупнокалиберным двуствольным корабельным орудием. Юные воины пробежали бронированные врата и оказались в слабоосвещенном туннеле с поперечными ходами в стенах. Тут было уже полно солдат, а также ящиков с припасами, приготовленными для длительной осады.
* * *
Франк не знал, сколько прошло времени, но ему казалось, что целая вечность. Снаружи шли бои. Большую часть времени пребывания в крепости солдаты просто сидели на корточках, прислонившись к стене. Лишь изредка выдавалась возможность быть полезными – когда в казематы соседних оборонительных сооружений нужно было по подземным переходам подтащить боеприпасы. Кормили нормально, даже хорошо, и всего необходимого здесь было достаточно.
Франк составил приблизительную карту подземных коммуникаций. Он любил рисовать карты и всегда носил для этого в нагрудном кармане блокнот и карандаш. В блокноте было много карт, но особенно он любил две. Первая изображала его теперь уже разрушенный дом в Австрии, родную улицу и ее окрестности: он нарисовал это все по памяти, когда его призвали в армию. На другой были нарисованы любимые тропинки Раушена: он создал ее, когда гулял один, без Вильке и Михаэля: присаживался спиной к дереву и чертил очередную кривую аллейку, по которой только что прошел. Теперь же он мог гулять по ним в воображении, двигая карандашиком и подрисовывая встречающихся друзей и прохожих.
«Здравствуйте, фрау Кольбе, – вежливо говорил он про себя нарисованной старушке в черной шляпке и с зонтиком-клюкой, – как поживаете?»
«Нормально, милый, – отвечала эмансипированная старушка. – Только папиросы кончились. Вот я и пошла в лавку к господину Гольдену».
«Хотите, я дам вам свои? – предложил Франк. – Я не курю, а мне все равно выдают, и я их обычно меняю на всякие безделушки».
«Но у меня нет никаких безделушек», – возмутилась фрау Кольбе и озадаченно взглянула на свой выцветший и объеденный молью зонт.
«Да не нужна мне ваша клюка», – засмеялся Франк и сунул женщине пачку.
«Ну, тогда заходи на чай, раз такой добрый, – принимая подарок, сказала довольная фрау. И даже ее старый наутюженный траур с кружевными манжетами теперь смотрелся весело и как-то по-цыгански. – Дура я старая, у меня же кое-что есть для тебя!
Она расстегнула ржавый замочек на своей торбе и достала три больших желтых яблока.
«Вот возьми, это тебе, – сказал она, цокнув морщинистым ртом. – Вообще-то я несла их господину Гольдену. Но теперь из-за тебя, змееныш, старику придется кусать локти».
«Выживет», – засмеялся Франк, принимая ответный дар.
«Нет, – передумала фрау Кольбе. – Одно я все-таки отнесу ему».
«Правильно, – согласился Франк, – тогда будет всем по одному. Одно господину Гольдену, одно Вильке, и одно, самое большое, мне».
«Ну, давай, до встречи, чертенок», – взмахнула тонкой старушечьей кистью фрау Кольбе.
И Франк пошел дальше по аллее, думая над тем, что фрау Кольбе с виду натуральная ведьма и, если бы рыцари Тевтонского ордена все еще обитали в этих краях, они без промедления отправили бы ее на костер. А фрау Кольбе бесстрашно, как Жанна Д’Арк, подошла бы к великому магистру и, не выпуская изо рта папиросы, сказала бы: «Чтоб ты сдох и встретил меня в аду, дьявольское отродье!»
Только Франк придумал, кого повстречает дальше, и приготовился его рисовать, как вдруг… «Эй! – вновь окликнула его издалека знакомая ведьма. – А на чай ты все-таки приходи. – И сурово добавила: – Я испеку тебе кексы. Придешь?!»
«Конечно, фрау Кольбе! – крикнул Франк черной сутулой фигурке. – Я ведь жить не могу без кексов!»
Старуха, молча развернувшись, снова заковыляла по кривой асфальтовой дорожке. А вокруг тихо, не обращая на себя внимания, падали большие кленовые листья.
В общем, самодельный атлас Франка был волшебным. И большую часть времени они с котенком проводили, гуляя по столь знакомым, но в то же время сказочным уголкам Раушена. А в реальности в осажденном Кенигсберге дела шли плохо: все проходы их форта были завалены носилками и плащ-палатками, на которых лежали раненые.
Сквозь многометровые краснокирпичные стены доносились глухие взрывы, а иногда форт чуть заметно вибрировал от прямых попаданий. По проходу метались солдаты, санитары постоянно выносили со стороны входа убитых и раненых бойцов. Много было контуженных и обожженных. Морщась от боли, они рассказывали, что город окружен, оборона прорвана и русские с жестокими боями захватывают район за районом, взяли уже весь центр, остров, вокзал, оба берега Прегеля и зоопарк. В это сложно было поверить, ведь обнесенный несколькими фортами город со своими туннелями, катакомбами и лабиринтами столетиями славился как неприступная германская крепость.
