– Вы подразумеваете мою голову? – голосом Снежной Королевы осведомилась Людочка.
– И вашу тоже. Прощайте. Только не сочтите мои слова неуместной шуткой. Всё гораздо серьёзнее, чем вам кажется.
Дождавшись своего товарища, небрежно швырнувшего что-то на пол, он направился к выходу. Дверь за ними захлопнулась с грохотом.
– Стёпа, ты почему стоял, как усравшийся паралитик? – поинтересовался Ваня.
– А что я мог? Меня всё время под прицелом держали, – стал оправдываться бармен. – Пушку наставил и шепчет: если пикнешь, я из твоих грёбаных мозгов коктейль сделаю. С вишнёвым ликёром.
– На обманке тебя, придурок, держали. – Ваня подобрал с пола пластмассовый пистолет. – Эх ты, реальную волыну от игрушки отличить не можешь… Лучше помоги мне дверь открыть.
Однако совместные усилия зверовидного Стёпы и ангелоподобного Вани успехом не увенчались. Дверь хоть и тряслась, но свои основные функции выполнять отказывалась.
– Заклинили чем-то, – сказал бармен, утирая обильный пот, причиной которого были отнюдь не физические усилия, а пережитый страх.
– Конечно! У вас же за дверью пожарный щит, словно нарочно, висит. Любой шанцевый инструмент на выбор.
– Я здесь при чём! – огрызнулся бармен. – Пожарная инспекция такое предписание дала, мать их враскорячку!
– Ты в присутствии девушки слова-то подбирай, – посоветовал Ваня. – Ведь и в морду недолго схлопотать.
– Прошу пардону, – потупился Стёпа. – Я думал, это сексот переодетый, вроде тебя.
– За сексота тоже нарваться можно, – сделав пальцы «козой», Ваня пугнул бармена. – Придётся тебе выставить мне сто грамм за счёт заведения. Заодно и подмогу по телефону вызови. Самим нам из этой ловушки не выбраться. Что называется – влипли…
Узнав про Людочкины приключения, Кондаков проявил столь редкое по нынешним временам великодушие и на очередную встречу с Чертковым отправился один, но на сей раз со всей полагающейся подполковнику помпой, то есть на служебной машине со спецсигналами – сиреной и мигалкой.
Впрочем, появление истошно завывающего и сверкающего фиолетово-оранжевым пламенем механического зверя ничуть не растревожило деревню, тяжкий сон которой издревле порождал своих собственных, свойственных только этой земле чудовищ – химерическую помесь терпеливого вола и неистового вепря, к тому же весьма неравнодушного ко всем видам дурмана.
Чертков, уже расплевавшийся с грядками, выглядевшими в его исполнении, словно длинный ряд безымянных могил, сейчас пересаживал малину, густые заросли которой напоминали знаменитый майнридовский чепараль – Шервудский лес Северной Америки.
– А не поздно? – заходя во двор, поинтересовался Кондаков.
– Наоборот, рановато, – ответил Чертков. – Сутки ведь ещё не миновали.
– Я говорю, не поздно ли малину пересаживать! – Кондаков повысил голос. – Неужто оглох?
– Ничего с ней не станется. Живучая, зараза, как марксизм. Могу тебе часть уступить. Голландский сорт, по большому блату доставал.
– Мне свою некуда девать. А марксизм ты, лишенец, не тронь. Если бы не такие, как ты, он ещё сто лет бы стоял… Лучше скажи, что по делу слышно?
– Вот так сразу и скажи! Ты сначала как человек в дом зайди. Посидим, выпьем. Песню споём.
– Недосуг мне песни распевать, – нахмурился Кондаков. – По горячему следу иду.
– По горячему? – фыркнул Чертков. – Твой след не то что остыл, а быльём порос. Да ещё каким быльём! Одни говорят, будто этому гаврику Серго Гобашвили голову бензопилой отпилил. Другие, что это инопланетянин был, под человека замаскированный. Сам на родную планету стартовал, а ненужную оболочку ментам на память оставил.
– Быльё меня не интересует. Я его и без тебя наслушался. Мне конкретные факты нужны.
– Из-за этих фактов сегодня ночью мои подпаски весь город перетрясли. Пару раз даже в перестрелку встряли.
– Только не надо мне рекламу вешать! Что в сухом остатке? Проще говоря, в итоге.
– Да нет пока никакого итого. – Чертков смущенно поскрёб в затылке. – Непричастны урки к этой мокрухе. Никоим боком не причастны. Все группировки дружно отмежевались. Да и вшивари мелкие на это не пошли бы. Подрезать фраера или ногами до смерти забить, это они ещё могут, а чтобы голову оторвать – ни-ни. Все авторитеты на том сходятся, что убийцу нужно в ваших собственных рядах искать, а то и повыше. Не надо свои подковерные распри на блатарей списывать.
– И это весь твой сказ? – физиономия Кондакова приобрела скорбное выражение.
– Всё, что могу. – Чертков развёл руками. – Как говорится, не веришь – прими парашу.
– Вчера ты иначе себя вёл. Соловьём заливался. Сорок бочек арестантов обещал.
– Выпил, вот и понесло, – честно признался Чертков. – Да и мамзель твоя повлияла. Где она, кстати?
– Допрашивает одного гуся вроде тебя. Показания выколачивает.
– Неужели дерётся? – уважительно поинтересовался Чертков.
– Ещё как! По яйцам бьёт – получше, чем футболист Бубукин по мячу.
– Свят, свят, свят, – Чертков перекрестился. – А ведь вся из себя такая холёная. Не дай бог такая сноха достанется!
– Так что, считай, тебе крупно повезло. – Кондаков стал закатывать рукава. – Сегодня я один против тебя. Вчерашний уговор помнишь? Не отказываешься?
– Я от своих слов никогда не отказываюсь. Коль заслужил – бей. – Чертков опустил подбородок к груди, ноги расставил пошире и чуть наклонился вперёд, сразу став похожим на знаменитую скульптуру «Никогда не сдадимся».
Кондаков, следуя примеру хозяина, тоже принял боксёрскую стойку и, как бы примериваясь, несколько раз коснулся его скулы кулаком.
– Не выпендривайся, – попросил тот. – Мне ещё поросёнка кормить надо.
– Сейчас. – Кондаков отвёл правую руку назад. – Раз, два, три! – но в последний момент переменил планы и коротко – снизу вверх – врезал левой в солнечное сплетение своего спарринг-партнёра.
Чертков от удара резко скрючился, упал и в той же позе остался лежать на свежевскопанной грядке.
– Хана морковке, – подув на кулак, сказал Кондаков. – Пересеивать придётся.
– Ы-ы-ы, – замычал Чертков. – Ы-ы-ы… Опять ты меня, начальник, обштопал…
– Это я за вчерашнее рассчитался. У меня после твоей оплеухи до сих пор в глазах двоится. И ничего. Пережил. Двигаюсь. – Взяв стоявшую поблизости лейку, он щедро оросил Черткова водой.
Полежав немного, хозяин встал – такой же, как всегда, не хуже и не лучше. Побои для него были делом не менее привычным, чем для других – банька с берёзовым веником.
– Не хочешь, значит, малину брать? – опять спросил он.
– И не уговаривай, – отмахнулся Кондаков.
– А капустная рассада не нужна? Две копы могу дать.
