– Только не забывайте, что у нас чисто шапочное знакомство.
Орава как попало одетых людей неслась прямо на Цимбаларя. Во враждебности её намерений сомневаться не приходилось.
Бегство обязательно обернулось бы позором. Применять оружие против толпы, в которой могли оказаться беременные женщины и несовершеннолетние, запрещал устав. Поэтому Цимбаларь прислонился спиной к забору и принял выжидательную позу. В конце концов, всё это могло оказаться лишь традиционной местной шуткой, вроде карнавала разбойников на Ямайке или каннибальских игрищ на Новой Гвинее.
В последний момент из набегавшей гурьбы выскочил немного приотставший Страшков, выражением лица похожий на Наполеона после Ватерлоо, и кочетом набросился на Цимбаларя (пока, правда, фигурально).
– Вы зачем это сделали? – закричал он фальцетом. – Зачем?
– Что я сделал? Что? – отстраняя от себя взбешённого сыродела, спрашивал Цимбаларь.
– Вы погубили сырную массу, приготовленную для ферментации! Это убытки на десятки тысяч рублей! Теперь придётся дезинфицировать всё оборудование! Кто нам заплатит за простой?
Толпа, на девять десятых состоящая из работников сыроварни, дружно поддерживала своего начальника. Таких осатаневших лиц Цимбаларь не видел даже у футбольных болельщиков, ставших очевидцами проигрыша любимой команды.
– Да не трогал я вашу сырную массу! – категорически заявил он. – Очень мне нужно!
– Неправда! – взвизгнул Страшков. – Я видел, как вы что-то бросили в чан!
– Ничего я туда не бросал, а только случайно задел чан рукой, – Цимбаларю, со всех сторон окружённому недоброжелателями, не оставалось ничего другого, как оправдываться.
– Пошли в цех, сами увидите! – Страшков попытался ухватить его за портупею, но тут же схлопотал по рукам.
Между тем толпа, в задних рядах которой уже мелькали озабоченные лица Кондакова и Людочки, неуклонно росла. К Цимбаларю со всех сторон тянулись цепкие руки, и, дабы не усугублять ситуацию, он вынужден был принять не совсем любезное предложение Страшкова.
Все двинулись к сыроварне, но на территорию пропустили только рабочих да Кондакова, заявившего, что, как дипломированный фельдшер, он имеет право принять участие в разбирательстве.
За время, прошедшее после ухода Цимбаларя, содержимое чана стало грязно-серым, усохло чуть ли не наполовину и сейчас больше всего напоминало подгоревшую манную кашу, куда вдобавок ещё и нагадила кошка. Запах, не отличавшийся особой приятностью и прежде, теперь вызывал тошноту. Глядя на этот ужас, Страшков едва не рыдал.
– Гражданин участковый, вы бросили туда что– нибудь? – официальным тоном осведомился Кондаков.
– Третий раз говорю – нет! – отрезал Цимбаларь.
– И даже пепел от сигареты не стряхивали? – продолжал паясничать Кондаков.
– Я вообще здесь не курил, это любой подтвердит.
– Сейчас проверим, – сказал Кондаков, а затем обратился к хмурым рабочим, лишившимся гарантированного заработка на неделю вперёд: – Очищайте ёмкость, братцы. Только аккуратненько.
Испорченную сырную массу стали выгребать лопатами и вёдрами прямо на пол. Поначалу никто не видел в этой процедуре какого-либо смысла (убитый горем Страшков вообще на всё рукой махнул), однако на дне чана вскоре обнаружились осколки стеклянных ампул, что подтверждало наличие злого умысла.
Люди опять возбуждённо загалдели, но Кондаков быстро навёл порядок.
– Никому ничего не трогать. Это может быть яд, – заявил он и, надев резиновые перчатки, сам собрал наиболее крупные осколки.
Толпа затихла, ожидая резюме прыткого фельдшера.
– Кефазолин, – объявил наконец Кондаков. – Антибиотик широкого спектра действия, подавляющий развитие всех видов бактерий, стрептококков, пневмонококков, сальмонелл, шигелл, вирусов, грибов, протеев и простейших. Неудивительно, что он повлиял на закваску столь негативным образом.
– Антибиотик? – ожил Страшков. – Слава богу! Не надо будет проводить полную дезинфекцию цеха. Достаточно вымыть чан горячей водой со щёлоком.
Повинуясь его энергичным распоряжениям, рабочие занялись спасением того, что ещё можно было спасти. Бракованную сырную массу разбирали на корм свиньям. В заражённый антибиотиком чан хлынул кипяток. Цех наполнился паром.
О Цимбаларе все, похоже, забыли, и, подталкиваемый в спину Кондаковым, он покинул сыроварню.
– Куда ты меня уводишь? – упирался разобиженный участковый. – Я требую полного оправдания! Это же наглая клевета!
– Подожди, пусть народ успокоится, – уговаривал друга рассудительный Кондаков. – Ты ещё вернёшься сюда на белом коне.
Его правоту подтверждали хулительные реплики, доносившиеся из-за забора, и куски мёрзлого собачьего дерьма, летевшие с той же стороны.
– Какого хрена ты меня сюда привёл? – осведомился Цимбаларь, когда они оказались в больничке (из соображений конспирации Людочка за ними не последовала).
– Сейчас узнаешь, – Кондаков копался в шкафу, битком набитом медикаментами. – Дело в том, что перед отъездом в Чарусу я получил десять упаковок этого самого кефазолина. Здесь я им не пользовался. Тем не менее одной упаковки не хватает.
– Тогда всё ясно, – сказал Цимбаларь, к которому вернулось прежнее присутствие духа. – Ты сам совершил диверсию на сыроварне и всё свалил на меня.
– Или ты украл антибиотик из моего шкафа и упорно продолжаешь свою вредительскую деятельность, – не остался в долгу Кондаков. – В противном случае придётся допустить, что мы имеем дело с происками злых сил.
– Зачем злым силам антибиотики, – возразил Цимбаларь. – Самая плохонькая кикимора могла бы погубить весь этот сыр одним взглядом. Впрочем, какая разница, кто тому виной – люди или бесы. Шишки-то всё равно падают на меня. Не удивлюсь, если завтра найдётся свидетель, видевший, как я справлял нужду в алтаре и плевал на образа святых.
– Вполне возможно, – согласился Кондаков. – Рано или поздно ты допрыгаешься до суда Линча, а потом придёт и наш черёд… Поэтому для начала нам нужно позаботиться о личной безопасности. Запираться ночью на надёжные запоры, не посещать в одиночку глухие места, расставлять в своих избах сторожки, следить за пищей… Где ты столуешься?
– У одной милой старушки.
– С виду она, может, и милая, но чужая душа, как говорится, потёмки. Лучше бы нам пока перейти на консервы. Целее будем… И главное, следует немедленно изменить правила радиообмена. Вспомни, ты сказал нам по рации, что собираешься на сыроварню. Кто-то перехватил это сообщение и, опередив тебя, подбросил в чан антибиотик.
– Предварительно похищенный из кабинета фельдшера, – вставил Цимбаларь.
– Сути дела это не меняет… Причём тебя опередили примерно минут на двадцать-тридцать. Кефазолин в лошадиных дозах действует быстро, но всё же не мгновенно… Понимаешь мою мысль?
