Вранье потребовалось Кальтеру лишь затем, чтобы занять выгодную позицию для нападения. А конкретно: увести трех автоматчиков с видного места, подобраться к ним на расстояние удара и прикончить их до того, как те спустят курки. Хотелось надеяться, что напарники не подведут Обрубка, потому что справиться в одиночку сразу с тремя легионерами он не сумел бы.
Кодовым сигналом к началу атаки была фраза «Здесь темновато», которую должен был произнести Кальтер. После чего Скарабею и Эйтору предстояло напасть вдвоем на ближайшего к ним врага. Прочие двое доставались хранителю пакаля.
Идеальный момент для атаки настал, когда Обрубок взошел на невысокое крылечко будки. Прямо перед ним находился Мацуда, который решил остаться внутри и посмотреть на его работу. На шаг позади Кальтера шел датчанин. Есперсен не тыкал ему в спину автоматом, но держал оружие наготове и был сейчас самым опасным противником из всех.
Больше в тесной будке никто не поместился бы, поэтому Ферхат, Харви и Эйтор остались снаружи, рядом с крыльцом. Алжирец держал оружие в одной руке стволом вверх и поглядывал на гостей с таким высокомерием, будто это не Есперсен, а он здесь командовал. На что визитерам было совершенно наплевать. Они не собирались больше ничего обсуждать с хозяевами, поскольку разговаривать с мертвецами было попросту бессмысленно.
— Здесь темновато! — громко и четко произнес Кальтер, остановившись у самого порога. И сразу же ударил протезом Мацуде в висок. Тот как раз открыл рот — видимо, хотел возразить Обрубку, ведь в будке горела яркая лампочка. Но кулак инвалида оказался в прямом смысле железным аргументом, оспорить который японец уже не мог. И не успел, потому что где стоял, там и рухнул прямо на пульт со все еще открытым ртом.
С Есперсеном такой фокус уже не прошел бы. Он видел, что стряслось с Мацудой, и вряд ли проморгал бы подобную атаку. С ним Кальтер поступил иначе. Резко развернувшись, он ухватил правой рукой автомат противника за ствол и направил тот вверх, а левой выстрелил из протеза якорем-кошкой. Ожидая удара, датчанин вжал голову в плечи и хотел поднырнуть под разящую руку Обрубка, да только все зря. Вылетевшая из миниатюрной катапульты кошка угодила Есперсену в рот, вышибла зубы и воткнулась затем прямо в глотку.
Вернее говоря, туда воткнулась еще не кошка, а лишь двадцатисантиметровый железный штырь. Скорость его полета была стремительной, но все же не убийственной. Выстрели Кальтер врагу в грудь, штырь не вонзился бы в тело достаточно глубоко. Попасть таким снарядом в глаз тоже было затруднительно — катапульта не предназначалась для точной стрельбы, да еще навскидку. При попадании в рот сама железка тоже не убила датчанина. Это случилось, когда она автоматически трансформировалась уже в полноценную кошку. Из штыря в разные стороны выскочили три острых когтя. Они и разорвали Есперсену горло, а их острия вышли у него из шеи. Есперсен хотел было заорать, но вместо этого лишь изрыгнул кровь и, вытаращив от боли глаза, повалился на спину.
Ухватившись за автомат уже двумя руками, Кальтер выдернул тот из слабеющих пальцев датчанина, который больше не представлял для него угрозы. А вот Мацуда — все еще да! Он оказался на удивление твердолобым — несмотря на пропущенный удар железным кулаком в висок, он не только не умер, но даже не потерял сознание! Когда Кальтер вновь обернулся к нему, он, пошатываясь, уже поднимался на ноги и пытался подобрать выроненный на пульт автомат. Лицо японца заливала кровь, взгляд его был ошалелым и координация движений оставляла желать лучшего. Но если он доберется до оружия, то, даже несмотря на контузию, ему не составит труда пристрелить Обрубка практически в упор…
…Если, конечно, Обрубок ему это позволит. Не дожидаясь, когда Мацуда снова вооружится, Кальтер заехал ему в лицо прикладом трофейного автомата. А затем — еще и еще, пока тот не потерял сознание и не сполз с пульта на пол. Где японцу и пришел конец после того, как ему в шею вцепилась железная рука.
Выдирать ему глотку Куприянов тем не менее не стал. Протезные пальцы оставляли слишком характерные следы, а убийце не хотелось, чтобы кто-то заподозрил его в этом преступлении. Все, что от него потребовалось — усилить хватку настолько, чтобы раздавить Мацуде гортань, но не оставить на коже открытых ран. Секундное дело, по завершении которого второй противник Кальтера отправился в том же направлении, куда и первый — в Валгаллу, если ему повезет, а не повезет, то в ад. Где таким ублюдкам, как он и все узники «Рифта-75», включая Куприянова, тоже будут рады и окажут им горячий прием.
Между тем Эйтор и Скарабей делали свою часть этой грязной работы. Ферхат был крупным парнем, но не устоял на ногах, когда Харви бросился на него, ухватил за колени и толчком повалил противника на спину. Прямо как заправский игрок в американский футбол или регби, хотя, судя по скромной комплекции Багнера, он ими отродясь не занимался. Как бы то ни было, этот прием он провел без сучка без задоринки. И припечатал алжирца к площадке так, что тот вдобавок треснулся об нее затылком.
Хорошее начало было, однако, испорчено образовавшейся затем возней. Скарабей упал на Ферхата сверху и придавил ему руку с автоматом к земле. Он не успел схватить оружие обеими руками, о чем сразу пожалел, когда Харви автомат вырвал у него и отшвырнул в сторону. Вот только алжирец и без автомата представлял собой грозного врага. Поняв, что это не шутка и что его сейчас будут убивать, он впал в дикое неистовство. Едва Багнер его разоружил, как в следующее мгновение уже сам летел вслед за его автоматом. Поднатужившись, Ферхат спихнул с себя более легкого Скарабея, который не успел ухватиться за противника и угодил впросак.
Туда же угодил и Рамос. Хоть и служил в тюремной охране, но дрался немногим лучше Багнера. Однако прежде чем алжирец перекатился на бок и, не вставая, саданул Эйтору ногой в живот, тот все же успел вонзить ему в шею шприц с ядом.
Разъяренный громила так рвался в драку, что не сразу обратил на это внимание. И, вскочив на ноги с торчащим из шеи шприцем, набросился на чилийца. Который смог устоять после пропущенного удара и теперь, корчась от боли в ушибленном животе, был вынужден отражать натиск более сильного врага.
А Ферхат атаковал его с такой яростью, как будто и впрямь видел в нем серьезную угрозу. В действительности же он мог уложить охранника-ренегата с одного удара. Что, собственно, и произошло. Рамос использовал свой последний шанс защититься — выхватил из-за пояса клевец. Но легионер блокировал его контратаку, поймав клевец за черенок, а другой рукой засветил Эйтору боксерским хуком в скулу. И лишь после этого почувствовал боль в шее и выдернул шприц.
Схлопотавший по морде чилиец отшатнулся, его ноги заплелись, и он тут же упал на бок. И вряд ли уже когда-нибудь поднялся бы, если бы вовремя не вмешался Багнер. Он пережил стычку с Ферхатом с наименьшими потерями. Завладев оружием, Скарабей подскочил к алжирцу сзади, ткнул ему стволом автомата между лопаток и рявкнул:
— Замри на месте, сука, а не то пристрелю на хрен!
Не будь легионер взбешен, наверняка он подчинился бы этому приказу. Но, похоже, ярость окончательно затуманила ему рассудок. Наплевав на угрозу, Ферхат развернулся и, если бы Харви не успел отскочить, засветил бы и ему могучим ударом в голову. Однако на сей раз кулачище алжирца просвистел мимо цели, что Скарабея и спасло.
