Успели ли Штернхейм и его люди воспользоваться трофейными катерами и вертолетом, и если да, с каким успехом? Скорее всего, об этом не знал даже ван Хейс. Впрочем, судьба Диких Гусей и Синих Одеял Кальтера больше не волновала. Сейчас ему надо было беспокоиться о себе, ведь с минуты на минуту он испытает жуткую боль. На которую сам же напросился и которую тем не менее вовсе не планировал стоически терпеть.
Само собой, что Куприянов не рехнулся, как могло показаться директору. Он добивался своей бравадой вполне конкретного результата и в итоге его добился, благо это было несложно. Один из двух противников, которых он опасался больше всего (ван Хейса, конечно, тоже опасался, но уже не так) стоял от него на расстоянии вытянутой руки. И, самое главное, — не целился в него из огнестрельного оружия, поскольку не собирался делать в шкуре будущего трупа лишние дырки.
Чего нельзя сказать о Кальтере. Ему портить вражьи шкуры никто не запрещал. О чем его враги не подозревали, так это о том, что он мог напасть на них в любой момент. Но пока его не поджимало время, он не спешил, а предпочитал устроить все наиболее выгодным для себя образом.
Палач остался доволен тем, что жертва по-прежнему надежно обездвижена. Но он не ведал одного — протез Кальтера был сконструирован специально для инвалидов-скалолазов. И в нем была предусмотрена аварийная функция, на случай если искусственная рука его хозяина вдруг окажется намертво зажата между камней.
Чтобы активировать эту функцию, Обрубку надо было лишь скрестить на протезе средний и безымянный пальцы. При таком условном знаке его «умная» электроника мгновенно реагировала на сигнал и… Нет, не отстегивала протез от руки, потому что на горном склоне это могло быть слишком опасно. Да и потерять столь ценную вещь хозяину тоже вряд ли захотелось бы. Получив нужную команду, протез уменьшался в диаметре, поскольку его конструкция была способна к такой частичной трансформации. Уменьшался он ровно настолько, чтобы скалолаз высвободил руку из щели и в то же время, при необходимости, продолжал удерживаться ею за эту щель. Очень практичная и жизненно необходимая функция, которой, правда, Кальтер доселе ни разу не пользовался. И потому резонно опасался, что она может не сработать.
Опасался он совершенно напрасно. Протезная техника конца двадцать второго века, замаскированная под японскую кибернетику начала века нынешнего, не подвела. Стоило лишь Куприянову скрестить нужные пальцы, как в железном предплечье что-то щелкнуло, и оно свободно завращалось в тисках, которые его до этого удерживали.
Чтобы отвлечь Рисаля, за миг до этого Кальтер энергично затряс правой рукой. Палач, который, очевидно, решил сначала выдрать жертве пассатижами несколько зубов, невольно перевел взгляд на дергающуюся в наручниках руку…
…И проморгал стальной кулак, прилетевший ему в висок с другой стороны! Тот самый кулак, что, вроде бы, был накрепко зажат в железной колодке, в чем Рисаль самолично убедился несколько секунд назад.
Неизвестно, успел капрал удивиться этому чуду или нет — пропустив коварную атаку, он сразу же рухнул как подкошенный. Стесненный в движениях Кальтер не мог размахнуться как следует, чтобы убить Рисаля с одного удара, сломав ему височную кость. Но и тот урон, который был нанесен капралу, полностью вывел его из строя на какое-то время.
А Обрубок, недолго думая, тут же перекусил встроенными между протезными пальцами кусачками-болторезами цепочку на наручниках. После чего тем же способом разобрался с кабелем на лодыжках, разрезать который было значительно легче. На все про все пленнику хватило секунд пять-шесть. И когда он наконец избавился от последних оков, взирающий на его выкрутасы ван Хейс еще даже не успел закричать и поднять тревогу. А следящий за морем второй головорез и вовсе не обернулся в их сторону.
Разумеется, когда Куприянов вскочил на ноги, директор уже орал во всю глотку. И не только орал, но и держал в руках автомат Рисаля, чьи вещи были сложены в шаге от ван Хейса. Кальтер находился от них чуть дальше — шагах в пяти. Но на его стороне было проворство и скорость, чем перепуганный ван Хейс не мог похвастаться.
Обрубок не сомневался, что тот умеет обращаться с автоматом. Вот только едва директор снял оружие с предохранителя, его противник уже стоял рядом с ним. И не собирался быть для ван Хейса легкой мишенью.
Чтобы отобрать пушку у непрофессионала, Кальтеру хватило простейшего самбистского приема из армейской учебки. В результате чего через секунду автомат оказался у него в руках, а его враг завывал от боли в сломанном колене. И хотел упасть на пол, но Обрубок ему этого не позволил, а ухватил его сзади за шею и укрылся у него за спиной.
Финт этот был проделан как нельзя вовремя. Второй громила, имени которого Куприянов так и не узнал, уже спешил к ним со вскинутым автоматом. И ждала бы наглого зэка неминуемая погибель, если бы между ним и вертухаем не оказалось живого щита. Последний не был готов стрелять в своего босса, зато Кальтер не видел ни одной причины щадить столь опасного противника. И, удерживая автомат лишь правой рукой, выпустил в него очередь из-за своего орущего и дергающегося укрытия.
Промедли головорез еще секунду, он гарантированно стал бы трупом. Однако он не стал торчать у Кальтера на линии огня и сразу же метнулся в сторону. Отчего куприяновские пули пронеслись над рядами оборудования и вылетели в открытые окна.
— Бросай оружие, тварь! Бросай, или я грохну босса! — прокричал ему Кальтер, пятясь вместе со стонущим и прыгающим на одной ноге заложником в другую сторону. Им обоим тоже следовало на всякий случай укрыться за трансформатором. Мало ли, что взбредет в голову вертухаю. А вдруг он впадет в отчаяние и, плюнув на жизнь босса, решит пристрелить Обрубка? И тогда от ван Хейса не будет никакого проку. В качестве простого физического заслона от автоматных пуль он уже не годился, даже несмотря на то, что на нем был бронежилет.
Головорез не подчинился приказу зэка. И вообще не проронил ни звука, а начал перемещаться по залу, перебегая от одного укрытия к другому. Что он задумал, было пока неясно. Но Кальтеру с его живой обузой на такие маневры рассчитывать уже не приходилось.
— Прикажи своему человеку сдаться! — велел он заложнику, усилив хватку железных пальцев на его горле. — Прикажи, или сам знаешь: мне терять нечего, и я выдеру тебе кадык, если понадобится!
— Да пошел ты! — прохрипел ван Хейс, корчащийся от дикой боли в сломанном колене. Пожалуй, сейчас он демонстрировал не меньшую храбрость, чем напрашивавшийся на пытки Обрубок. — Убей меня, если хочешь! Давай, валяй! Ты все равно это сделаешь, мразь! Ну же, не тяни кота за яйца, а делай это прямо здесь и сейчас!
Кальтер не ответил, поскольку всеми силами старался не упустить врага из виду. Что было трудно, так как враг был весьма хитер и проворен. Будь на его месте сам Куприянов, он, черт возьми, вел бы себя так же: делал свое дело, не отвлекаясь на болтовню, и старался запутать врага не словами, а действиями.
Куда так стремился вертухай вместо того, чтобы отсиживаться за укрытием, не суясь под пули и отслеживая краем глаза перемещение Обрубка с заложником? Хочет обойти их с фланга? Но ведь это бессмысленно — Кальтер не выпускает угрозу из виду и всегда успеет развернуть свой живой щит в любом направлении. Или враг лишь делает вид, что маневрирует, ища выгодную позицию, а сам в действительности движется к другой цели? К той, до которой с тем же успехом может добраться Обрубок? Поэтому вертухаю и нужно оказаться там первым, так как это сразу даст ему серьезное тактическое превосходство…
