Наконец впереди показались двери гостевых покоев. Сам визирь открыл створки перед гвардейцами. Те, занеся тело и оставив его на кровати, поклонились и поспешили удалиться. Каждый из них опасался, что и их радость продлится лишь до тех пор, пока в горле не заблестит стальное жало.
– Я не понимаю, к чему это, – устало произнес второй после султана, отбросив с лица черную вуаль.
Он уселся в кресло, чуть ли не утопая в нем, и подпер подбородок кулаком. Весь внешний вид, вся суть визиря просто кричали о том, как ему все это надоело. А уж на тело он смотрел с таким презрением, что никто бы не удивился, если бы на следующее утро северянина нашли на городской свалке.
– А тебе и не надо ничего понимать, – прозвучал кряхтящий старческий голос, в котором тем не менее ощущалась сила.
Из темного, неосвещенного угла покоев вышла старушка. Она была опрятной и строгой на вид. Волшебница посмотрела на северянина и покачала головой. Она видела его уже однажды, когда западный шархан, как называли в Алиате магов, явился к ней с жалобой на боль в груди. Видимо, боль была такой сильной, что воину напрочь отбило все мозги. Ибо будь иначе, он бы здесь не лежал.
– Тот факт, что вы, почтенная Эриса, были няней моего названого брата, еще не позволяет вам общаться со мной в таком тоне.
Волшебница посмотрела на этого горделивого, по-своему хорошего, но упертого человека. Тот смело принял вызов и не отвел глаз. Целительница улыбнулась. Про визиря можно сказать много плохого, но никто из живущих на Ангадоре не сможет обвинить его в трусости. Визирь не боялся ничего.
– Ты пойди-ка займись государственными делами, а его оставь нам.
– Дожил. В моем доме распоряжаются женщины, а в гостевых покоях лежит мертвец.
– Отец! – воскликнула Лиамия, чей компаньон лежал на простынях.
– Я восемнадцатое лето твой отец, и что с того? – начал закипать визирь. – Похорони его да забудь. Эзем все еще ждет.
– Эзем будет ждать и дальше, – рассмеялась старушка. От этого смеха даже у бесстрашных по спине ползли мурашки. Словно ворона на могильнике, вот как смеялась целительница. – Не к добру хоронить живых.
– Живых? – переспросил визирь. – Этот, – словно выплюнул он, – не дышит и холоднее сердца моей матери, как он может быть живым?
– Ты пойди, визирь, пойди, – криво улыбнулась волшебница. – Ни к чему эти разговоры. Тайны – они на то и тайны, что каждому встречному да поперечному не раскрываются.
Хозяин дворца покачал головой и направился к выходу.
– Я теперь еще и встречный-поперечный, – пробурчал он и закрыл за собой дверь.
Его действительно ждали государственные дела. А дочь… Что ж, может, через пару сезонов, убедившись, что ее друг действительно окочурился, образумится и примет Эзема. Главное, чтобы эта старая карга не затуманила девушке разум. Но этот вопрос визирь мог доверить своей верной жене, которая всегда и во всем его поддерживала. Уж она-то точно образумит дочь.
Когда второй после султана ушел, целительница стала водить руками над телом. Она что-то бурчала себе под нос, прикрыв веки, а руки ее светились, подобно радуге. Один цвет сменялся другим, и с каждым новым пассом… ничего не происходило. Северянин все так же лежал бледнее молока и холоднее первого снега. Абсолютно мертвый, совсем неподвижный, лишь уныло сверкали сабли в отсветах луны, пробивающейся через оконные шторы.
– Так я и думала, – вздохнула волшебница, взмахом руки левитируя себе кресло.
Девушка со смуглой кожей и ярко-зелеными глазами молчала. Даже после почти года путешествия бок о бок с шарханом она все еще испытывала подспудный страх перед этими существами из жутких сказок и легенд. И только один маг не вызывал у нее опасений – тот, который был слишком верен себе, что и привело его к погибели. Да, Мия почти не верила, что ее компаньон жив и их путешествие продолжится. В этой жизни нет чудес, ведь они, чудеса, лишь в сказках.
– Мертв? – коротко спросила девушка.
– Жив, – ровным тоном ответила бывшая няня султана. – А может, и не жив. Смотря какой смысл ты вкладываешь в это слово.
– Я…
– Говорить, ходить, думать, чувствовать и еще много чего он не может.
Лиамия осмыслила эти слова и поникла.
– Значит, мертв, – только и сказала она.
– Значит, неправильный смысл ты вкладываешь, – засмеялась целительница, оглашая стены своим карканьем. – Жив он, хоть и мертв.
Мия подняла глаза, в которых отражалось непонимание происходящего. Как можно быть живым, когда ты мертв? На такое способны исключительно некроманты, самые страшные из шарханов. Эти могут даже мертвеца поднять, вложить ему в руки оружие, и тот будет ходить среди живых, живым не являясь.
– Вижу, о чем думаешь, – кивнула волшебница. – Немного ошиблась, но направление верное. Тело его здесь, и оно живо, даже дышит, хоть и не носом.
– Но что тогда не так? Почему он не просыпается?
– Вот! – вздернула палец целительница. – Потому что сон его крепок. Так крепок, что дух блуждает и не может вернуться обратно. Слишком извилист и сложен тот путь, не пройти ему его ни в жизнь.
– Что я должна сделать? – строго спросила девушка, опуская руку на простенький кинжал.
Волшебница вновь взглянула на юную собеседницу и поцокала языком. Несмотря ни на что, Мия – истинная дочь своего отца.
– Ничего, девочка. Ничего из того, что ты смогла бы сделать.
– Тогда…
– Тогда не тогда, – скривилась волшебница. – Вечно вы, молодые, торопитесь. Все время мира ваше, а вы торопитесь. Вот и он поторопился.
Целительница замолчала, а Мия боялась вновь открыть рот. Детские страхи, пусть такие далекие и почти забытые, порой слишком рьяно дают о себе знать. Шархан пугал девушку.
– Его дух отправился в то место, откуда не выбраться.
– Что же это за место такое?
– Я не знаю, – пожала плечами волшебница. – Знала бы, не сидела бы здесь с тобой, а уже готовила зелье. Но смысл таков – не вернется твой друг, пока не найдет свое сердце.
– Но ведь…
– То, что я ему сказала, когда он примчался ко мне, было полуправдой, – протянула старушка. – Нельзя себя найти в другом. Половину себя – да, но не всего. Вот и он, ощутив лишь половину сердца, уже к земле согнулся. А теперь ему предстоит найти и вторую часть. Ту, которая знает ответ на его излюбленный вопрос.
– Вопрос? – Кажется, Мия окончательно потеряла нить разговора. От этих намеков и пустых метафор ничего не становилось яснее, лишь разгоралась мигрень.
– Кто я такой, – хмыкнула волшебница, поднимаясь с кресла. – Как узнает он ответ, как найдет себя, тогда и вернуться сможет. А до того не будет ему дороги назад. Не пройти тот путь живому мертвецу.
С этими словами волшебница шагнула во тьму и исчезла, будто ее и не было здесь. Тут подул ветер, приподняв рубаху Тима. Мия сперва замерла, а потом протянула руку к телу наемника, но тут же ее одернула. На боку, где раньше красовался страшный шрам, теперь блестела чистая кожа. Ужасное украшение исчезло…
