– Ясно. Про взбучку он, конечно же, не забыл, несмотря на случившееся у нас?
– Нет, не забыл. Пообещал снова связаться с нами завтра утром. Чтобы вы наверняка вышли из стазиса.
Семёныч довольно улыбнулся.
– Как хорошо, что у нас не работает антенна!
– Уже работает. Со спасателями и ремонтники прилетели. Они починили поломки на нашей станции, убрали обломки грузовика и забрали пилота со стриптизёршей.
– Тут ещё и стриптизёрша была?
– Ага. Киборг.
– То есть попросить её задержаться у нас на денёк ты не додумался… – Старшина скривился. – А хорошие новости есть?
– Мы живы! Разве это не хорошая новость?
Семёныч хмыкнул, вдруг скривился и обхватил голову руками.
– Да уж… Хорошая… – Семёныч взял бутылку с коньяком и приложил её ко лбу. – А что с пилотом сталось?
– О! Тут вообще всё отлично сложилось! Мы даже выяснили, кто заложил в подарок бомбу с электромагнитным импульсом! Сыночек одного очень престарелого мультимиллиардера. Алекса Кресса. Может, слышали? В общем, старику уже за полторы сотни завалило, половина органов заменена искусственными. Сынку надоело ждать наследства, и он послал папеньке такой вот подарок. В надежде, что Э.М.И. отключит старику сердце и сынок сразу же унаследует всё состояние. Но из-за задержки корабля бомба взорвалась до того, как подарок доставили. Узнав об этом, старик пообещал за свой счёт купить новые подарки всем, кому они не достались из-за взрыва, да ещё и покрыть все возможные неустойки. Так что пилота даже не уволили.
– Я счастлив за него! А нам-то он что-то пообещал?
– Ну… – Прокофьев потупился. – Вам нет. Он посчитал, что спасли его я с пилотом.
– Ясно. И что же ты запросил в подарок? – спросил старшина обречённо. – Грузовик полироля для кокарды? Позолоченную обложку для Устава? Или мне повезло и ты себе заказал новый мозг?
– Вообще-то я заказал вот это. – Прокофьев достал из-за спины упакованный в пластик лист пожелтевшей бумаги и протянул его Семёнычу. – Это вам. Спасибо.
Семёныч безразлично взял подарок и поглядел на него. Это была газетная страница. Очень-очень старая.
– Двадцать первое декабря тысяча девятьсот тринадцатого года, – шёпотом прочитал Семёныч.
Видя реакцию старшины, Прокофьев довольно кивнул.
– Мне сказали, что именно в этой газете впервые появился кроссворд. Я даже не знаю, как она сохранилась до сих пор и где мистер Кресс её достал, но… – Антон осёкся, увидев, что старшина его не слышит. – Семёныч, – позвал он. – Семёныч!
Старшина безмолвствовал. Он всё так же пялился на подарок широко открытыми сияющими глазами. Антон помахал перед лицом старшины ладонью. Безрезультатно. Ткнул пальцем в плечо. То же.
Прокофьев улыбнулся, встал и тихонько вышел из комнаты.
Фокус-покус
Полковник Рыков был раздражён. Если можно так мягко выразить состояние, пребывая в котором полковник был красным, как рак, рычал, как тигр, выпучивал глаза, словно лягушка… В общем, самой адекватной оценкой состояния полковника было слово «озверел».
– Старшина! И это ты называешь отчётом? – Рыков потряс распечаткой перед экраном.
– Ну, это я могу назвать тремя листами бумаги, соединёнными скрепкой, – спокойно заявил Семёныч, развалившись в кресле. – И я и не понимаю, почему…
– Не понимаешь, да? Хорошо, цитирую: готианский контрабандист Вантиар был остановлен семь раз. И это только за последний месяц! Это как понимать? У вас что, постоянным клиентам скидки?
Полковник пробежался глазами по распечатке.
– А вот следующее: вы умудрились арестовать за превышение скорости восемнадцать кораблей в течение пяти минут!
– Сущая правда! – кивнул Семёныч.
– Я знаю, что правда! Какого чёрта вас занесло на гоночную трассу?
Семёныч промолчал. Не мог же он ответить правду: «Нужно было норму по задержанным выполнять, а где ж ещё столько нарушителей наберёшь?»
А Рыков только набирал разгон:
– Читаем дальше. Остановили яхту Валери Клифер. Я, конечно, понимаю, что кинозвёзды галактического масштаба подчиняются тем же правилам, что и обычные люди… – Полковник ткнул пальцем в распечатку и спросил: – Только почему не указано нарушение?
– Его и не было, – пожал плечами Семёныч. – Мы так, автограф попросить.
– А сюда на хрена написали?!
– Похвастаться.
Полковник зарычал, скомкал распечатку и запустил её в изображение Семёныча на экране. Некоторое время Рыков лишь сопел от ярости, а потом, немного успокоившись, придвинулся к экрану и вкрадчиво спросил:
– А теперь скажите-ка мне, почему в отчёте не указано, что вы три дня назад задержали милую даму, летевшую на стареньком красном крайслере?
Семёныч кивнул в сторону Прокофьева, сержант сглотнул и заговорил:
– Так это… В общем, она скорость превысила, нарушила правила при обгоне, а ещё у неё оказались просрочены права. Я остановил корабль и… Ну… В общем, старшина её отпустил без штрафных санкций.
Прокофьев виновато взглянул на Семёныча, тот был абсолютно спокоен. Похоже, его не слишком тревожило, что полковник узнал о грубом нарушении устава.
– Старшина, объясни причины такого поступка, – скомандовал Рыков.
– Потому что я узнал вашу тёщу.
– Вот сделай так, чтоб твой сержант её тоже узнавал! – заорал Рыков.
Прокофьев втянул голову в плечи и потупил взгляд.
– Ну я вам покажу! – заявил полковник. – Всё! Доигрались! Теперь держитесь!
Экран погас.
– Так и не понял, – задумчиво проговорил Семёныч. – Что ему не понравилось-то?
После полученного нагоняя Прокофьев поклялся себе сделать всё возможное, чтобы подобное не повторилось. Если понадобится, он будет работать за двоих! Впрочем, можно сказать, он и так работал за двоих. Старшина считал ежедневные обязанности скучными и однообразными, воспринимал их как нечто неизбежное и на редкость неприятное, потому относился к своим сменам так же, как, например, к насморку. То есть нужно его перетерпеть, а потом снова наслаждаться жизнью. Хотя Прокофьев признавал, что знания и опыт Семёныча были воистину безмерны. Сержант за последний месяц узнал от старшины больше, чем за пять лет в академии.
Сейчас Антон сидел за пультом, всматриваясь в экран. Работы в этот день было больше обычного. В соседнем секторе образовалась пробка, и часть транспортного потока перебросили на участок, контролируемый Прокофьевым и Семёнычем. Не то чтобы кораблей было слишком много, два-три в час, однако в секторе 376 это приравнивалось к аншлагу.
Гиперпространственные врата засияли, и из них с двукратным превышением скорости вылетел корабль, резко ушёл вверх, сделал мёртвую петлю, при этом виляя из стороны в сторону, после чего заложил вираж и принялся выписывать такие фортели, что у Прокофьева зарябило в глазах. Приборная панель замигала, словно гирлянда. Лампочки сигнализировали обо всех возможных нарушениях правил движения.
