– Это которое похоже на изрядно пожёванную жевательную резинку с торчащими во все стороны отростками? И что? Оригинальная архитектура.
– Ага. Оригинальная. Только вот макарианцы строили обычный параллелепипед.
В другой раз Прокофьев вернулся сияющий, с тремя банками краски под мышками.
– Во! Синяя и белая! То, что нужно! Ну и красная, на всякий случай!
Семёныч критически оглядел трофеи, потом забрал у сержанта банку с красной краской и скомандовал:
– Остальные выбрось.
– Но почему? Вот, например, отличный синий цвет!
– Погляди на производителя.
Прокофьев поднёс к глазам банку и прочитал:
– Маде ин Дальтония.
– Ты всё ещё надеешься, что там действительно синий цвет?
– А эта вам чем не угодила? – Сержант указал на вторую банку. – Вот тут написано: краска быстросохнущая! То, что нам сейчас нужно! Сделана на… – Прокофьев сверился с этикеткой. – На Зелунии.
– У них сутки длятся сто двенадцать стандартных часов, поэтому понятие «быстросохнущая» приобретает весьма неопределённые рамки.
Только теперь Прокофьев огляделся. Расставленные по периметру растения, наверняка принесённые Семёнычем с какого-то корабля, преобразили вид рубки управления. Придали более жилой и уютный вид.
– Откуда это? – поинтересовался сержант.
– С какого-то исследовательского корабля. Они там над растениями эксперименты ставили, вот я и позаимствовал несколько экземпляров.
Антон взглянул вверх и недоумённо вскинул бровь. На потолке сейчас были установлены боевые лазерные турели. Причём все они были направлены на растения.
– Семёныч, а это зачем?
– Чтоб не убежали.
– Мы?
– Растения. Они полуразумны и могут перебираться с места на место. Но нам же это не нужно?
– А других видов не было? Поспокойнее? Которые сидели бы в своих вазонах и не рыпались?
– Было одно. Стоит, не двигается, спокойно перерабатывает кислород в углекислый газ.
Прокофьев понурил голову и взялся помогать Семёнычу с растениями. В его задачу входило отлавливание особо шустрых особей, пока не будет закончена настройка турелей.
Семёныч сидел за столом и, закусив губу, сосредоточенно занимался составлением нового отчёта, к которому Рыков не смог бы придраться.
Дверь открылась, и в рубку вошёл Прокофьев.
– Семёныч, что с водкой делать? – спросил сержант.
– Не маленький вроде. Должен уже знать, – бросил через плечо старшина.
– Ну… Это понятно. Но как мы объясним инспектору наличие на борту станции алкогольных напитков?
– Скажем, в медицинских целях. Для переливания крови немировианцам. У них вместо крови почти чистый спирт.
Прокофьев задумчиво почесал затылок.
– Десять ящиков?
– Тогда на растирание рексианцам, они размером со слона! – раздражённо ответил Семёныч, давая понять, что «медицинская» тема закрыта.
– От этого тоже нужно избавиться, – смущённо проговорил Прокофьев, указывая на большое кресло, в котором сидел старшина.
– Ты с ума сошёл? С каких пор кресло запрещено уставом? Да на него инспектор и не глянет!
– Поверьте, инспектор обязательно обратит внимание на антикварное кресло XVIII века, с резьбой и золочением, которое вы, между прочим, конфисковали у контрабандистов и не задекларировали.
Семёныч испепелил Прокофьева взглядом.
– Ты бы лучше с отчётом помог, бюрократ хренов! А ну-ка, может, вспомнишь ещё что-то. – Старшина поднёс лист к глазам и прочитал написанное: – Так. За превышение скорости задержано пять кораблей. За вождение в нетрезвом виде задержаны пять пилотов. Конфисковано десять килограммов контрабанды… – Семёныч погрыз карандаш. – Что бы ещё придумать?
Прокофьев принялся чесать затылок, надеясь таким способом подстегнуть мыслительный процесс.
– А доп-пи-и-ишите ещё во что: ар-р-рестовали пьянго хульгана за то, что он рьшил п-прокатиться на комете с пл-л-лакатом «Вася – лох!», – раздался голос Римбальди.
Инспекторы повернулись к невесть откуда взявшемуся у них за спиной заключённому. Они смотрели на него округлившимися глазами, недоумевая, как он тут оказался.
– А ч-чё вы на меня смотрите? – спросил заключённый. – Были пре… при… цеденты. Да. Меня и не за т-такое ар-р-рестовывали. – Он заглянул через плечо Семёныча в отчёт и прочитал: – П-перевьли бабшку через дорогу. Чё?
– Ну… Она в скафандре пыталась из одного корабля в другой перелететь. Прямо через дорогу… – ответил Прокофьев, уставший уже от фокусника с его способностью покидать камеру в самые неподходящие моменты. Впрочем, для побега любой момент неподходящий.
– Не. В это то-о-очно не поверят.
– Так ведь это же единственное, что мы действительно сделали. Остальное выдумка, – расстроенно сказал Прокофьев.
– Опять выбрался, – задумчиво произнёс Семёныч. – Сквозь лазеры. Значит, версия с дисбалансом электролитов в крови тоже отменяется.
– Хтите фокус? – спросил заключённый, после чего, не дожидаясь ответа, достал из-за спины лазерную шпагу и ткнул себе в висок. Светящееся остриё с жужжанием вышло с другой стороны головы и так же исчезло, когда фокусник потянул за рукоять.
– А ещё я её прог-г-глотить могу. Пказать?
– А шпагу ты где взял?
– В ба-альшой ком-мнате. Там много всякого хлама.
– Он ещё и в трюме конфиската побывал, – застонал Прокофьев. – Ну что с ним делать?
– Ну д-даваайт-те я вам фокус покажу! – продолжал нудить Римбальди. – Напрриме-ер, я мог-гу р-рас-с-сп-пилить кого-нибудь!
Семёныч задумчиво прищурился.
– Слушай, Римбальди, а ты нам помочь не хочешь?
– Хчу! – кивнул фокусник.
– У нас тут есть пара вещей, которые должны на время пропасть. Например, два ящика водки. Можешь сделать так, чтобы они исчезли?
– Могу, – кивнул фокусник. – Но попзже. Я не в том со… с-стьянии, чтобы выпить ещё два ящика водки.
Семёныч чертыхнулся.
– Зато! – Римбальди вскинул вверх указательный палец. – Я могу с-сделать, чтоб ис-счезло что-то другое! Нап-п-пример, вот это!
С этими словами фокусник схватил со стола отчёт, взмахнул, и тот исчез.
– Молодец, – Семёныч кивнул. – А теперь верни его на место.
Римбальди кивнул, сделал несколько замысловатых пассов руками и достал из кармана клочки бумаги.
Семёныч вскочил.
– Ты… Что… Что ты сделал с отчётом? Я его полчаса выдумывал!
