– Да потому, что у нас начальство – умные люди. Если бы они сообщали про все глупости, с которыми к ним обращаются, мы бы никогда не разгреблись! Ты хоть представляешь, сколько ежедневно приходит жалоб во все инстанции? И на что! Одни сетуют на ограничение скорости, потому что, видишь ли, у них пять поколений сменяется, пока на светофоре стоят. Другие на то, что лиловый цвет гиперпространственных Врат слишком пошлый. Третьи…
– Третьи на вас, – ехидно сказал Прокофьев.
– Да, – согласился Семёныч. – Случалось. В чём меня только не обвиняли! От нарушения служебных полномочий, что я не отрицаю, до оскорбления действием, выражавшегося в том, что я отказался поцеловать руку шейху Малюкации.
– Что, правда?
– Ну, причина жалобы была в том, что я эту руку сломал, но сформулировали они её так, как я сказал.
Гаишники снова повернулись к Эльвалу, и он продолжил рассказ:
– Помимо того, мы собрали слухи о ещё как минимум семи нападениях и кражах груза. Но хозяева отказались подать официальное заявление.
– Почему, интересно?
Эльвал развёл руками.
– Видимо, боялись преследования потусторонних сил.
– И чем мы можем вам помочь?
– Для начала информацией.
Семёныч кивнул.
– Это можно. Какой именно?
– Призраки не появляются из ниоткуда. Здесь должно было произойти что-то чрезвычайное. Нам нужен список кораблей, потерпевших крушение в этом секторе.
– За какое время?
Эльвал закатил глаза и принялся бормотать:
– Так. Если учесть период полураспада эктоплазмы… Флюидальное влияние гравитационно-инфернальных аномалий… А также адскую температуру ближайшего солнца… Думаю, лет так за двести.
Семёныч некоторое время смотрел на Додика, потом сказал:
– Не в обиду, но я вашего присутствия два года не выдержу.
– Да мы не собирались задерживаться…
– Думаю, именно столько вам понадобится, чтобы прочесть информацию обо всех авариях.
Вдруг Стегус, всё ещё возящийся со своими приборами, радостно воскликнул:
– Босс! Кажется, я нашёл причину всех здешних бедствий!
Гаишники и Эльвал подбежали к технарю. Тот включил голографическую карту сектора.
– Глядите! Если соединить вот этот планетоид… И этот… – Он схватил световой маркер и принялся чертить линии от одной чёрной дыры к другой, словно в детской игре, когда нужно соединить точки и получить рисунок. – Два астероида… И спутник второй планеты…
…На карте виднелась аккуратненькая перевёрнутая пятиконечная звезда.
– Вот! – радостно заявил технарь. – Пост находится прямо в центре пентаграммы!
– А почему вы выбрали только эти пять объектов? – спросил Семёныч.
– Как почему? Потому, что они образуют пентаграмму!
Семёныч кивнул.
– Ясно. Можно маркер?
Он начал быстро соединять линии.
– А теперь глядите: если соединить вот это… и это… То получится уточка! Она тоже имеет какое-то инфернальное происхождение? А вот тут ещё можно зайчика пририсовать!
Семёныч отодвинулся от карты, осмотрел её и, ухмыльнувшись, снова замахал маркером.
– А если соединить все точки… Вау! Получилась каляка-маляка! Но о-о-очень инфернальная!
Эльвал долго рассматривал исполосованную линиями карту, потом задумчиво произнёс:
– Да. В нашей работе без тщательного эктохелопситронного анализа не разобраться.
Семёныч отбросил маркер и, ни к кому не обращаясь, изрёк:
– А в нашей – без ста граммов.
Предоставив охотникам запрошенную информацию и оставив их в покое, Прокофьев вернулся на пост. Семёныча там не оказалось, видимо, отправился в свою комнату.
От происходящего на станции у Прокофьева разболелась голова, и в кои-то веки, вместо того чтобы заняться работой, он включил телевизор. Он рассеянно щёлкал каналами, ни на чём не останавливаясь, лишь бы как-то убить время и упорядочить образовавшийся в мыслях кавардак. Он чувствовал себя абсолютно бессильным. Да, Семёныч постоянно говорил, что одним Уставом не обойтись, однако раньше это относилось к ситуациям, которые хоть как-то были описаны. А сейчас… Вряд ли составители Устава хотя бы задумывались над возможностью того, что гаишникам придётся столкнуться с кораблём-призраком и охотниками за ним.
Антон в очередной раз нажал на кнопку пульта и нарвался на музыкальный канал. На экране как раз прыгал по сцене какой-то доходяга в костюме, украшенном перьями и блёстками. Прокофьев отложил пульт. Не то чтобы ему нравилась эстрадная музыка, но она не напрягала. Проходила сквозь уши, не задевая мозг и не утруждая его.
Его размышления были прерваны открывающейся дверью. В каюту вошёл Квиз. Выражение лица его было весьма однозначным. Он жаждал крови. О том же говорил и дробовик, который он держал в поднятой руке.
Прокофьев рванулся назад, переворачивая кресло, чтобы хоть как-то защититься от выстрела.
Квиз выстрелил. Экран телевизора заискрился, во все стороны брызнули детали. Охотник развернулся на сто восемьдесят и молча вышел.
Прокофьев выглянул из-за кресла. На шум тут же сбежалась толпа. В одну дверь вломился Семёныч, в другую Эльвал и Стегус.
– Что тут произошло? – крикнул Семёныч.
– Квиз взбесился! – крикнул Прокофьев.
– Постойте-постойте! – замахал руками Эльвал. – Разрешите мне всё объяснить!
– Ну-ну, – мрачно буркнул Семёныч. – Опять привидения увидели?
– Нет. Это у него безусловный рефлекс. У их расы поп-музыка считается нечестивой. Musicus Satanicus.
– Это что-то новенькое.
– Почему же? Они считают, что попса заставляет людей тупеть.
– Это не повод портить наше имущество!
– О! Это мы постараемся исправить.
Эльвал кивнул в сторону разбитого телевизора, и Стегус направился к нему, на ходу извлекая из карманов инструменты и какие-то детали. Его руки замельтешили, засуетились. Казалось, будто у телевизора вдруг появилось свойство регенерации.
Минут пять гаишники с раскрытыми ртами следили за работой Стегуса. Вскоре он отошёл в сторону, и перед глазами Семёныча и Прокофьева предстал отремонтированный телевизор. Правда, теперь из него во все стороны торчали какие-то проводки и датчики.
– Вот и всё. – Стегус отряхнул руки.
Семёныч взял пульт и пощёлкал кнопками. Никакого эффекта не последовало.
– Вообще-то ремонт подразумевает, что прибор после него должен работать, – мрачно заметил старшина.
– Просто я решил заменить такое устаревшее средство управления на что-то более прогрессивное.