– …мы были бы первыми космонавтами, вышедшими в открытое гиперпространство без скафандра, – закончил фразу Семёныч.
– Наша главная задача, – продолжил террорист, – не дать растениям добраться до двигательного отсека, системы жизнеобеспечения, пульта управления и внешней обшивки. Как вы могли заметить, сначала в помещение пробирается главный стебель, а потом уже он пускает побеги, пожирающие всё вокруг. Значит, нам нужно заблокировать движение основных стеблей и по возможности максимально повредить. Их сейчас не больше десятка, точнее сказать не могу.
– И как же нам это сделать? – спросил Антон.
– Корабль – это замкнутая экосистема, в которой растёт наш адаптоид. Изменение какого-либо из экологических факторов приведёт к тому, что растению придётся приспосабливаться, и, пока это будет происходить, рост будет замедляться. Это даст нам необходимое для выхода из гиперпространства время.
Террорист откинулся на спинку кресла и поглядел на гаишников.
– Ну что? Устроим этому сорняку парочку экологических потрясений?
– Звучит заманчиво, – ответил Семёныч. – Но что конкретно ты предлагаешь?
Террорист разложил на столе план корабля.
– Я отметил основные маршруты, по которым движутся стебли. Как вы видите, пока что ситуация не так плоха, как казалось. К основным системам и отсекам они ещё не добрались, а значит, время у нас есть. Нам нужно по мере возможности заворачивать стебли к центральной части корабля.
– Они уже адаптировались к физическому воздействию, – напомнил Семёныч. – Как мы их развернём?
Клипс кивнул.
– Знаю. Но я тут осмотрелся и обнаружил любопытный факт. Стебель направляется туда, где ростки находят пищу, так сказать, повкуснее. Это пластик, различная синтетика и тому подобное. Нужно будет собрать на корабле всё, что адаптоид сочтёт деликатесом. Теперь будем приманивать его «едой». Но это не основная проблема.
Клипс указал на четыре красные линии, пересекающие план корабля.
– Корни. Очень крепкие, очень быстрорастущие и очень прожорливые. Развернуть их вряд ли получится, разве что немножечко подкорректировать путь.
По спине Прокофьева прошёл озноб, когда он осознал, что два из четырёх корней направляются в сторону реактора, а два других при таком темпе роста вскоре доберутся до обшивки.
– Я отметил на карте находящиеся поблизости от маршрута корней отсеки, в которых можно как-то им навредить. Я займусь устройством ловушек, а вам придётся сделать так, чтобы корни попали в них. Сначала займитесь поиском еды для адаптоида. Ищите всё искусственное. Это растение химию жрёт с бо́льшим удовольствием, чем мажор-подросток в ночном клубе. В общем, чем ближе будут ваши находки к определению «мусор», – тем лучше.
– Легко сказать, – буркнул Антон. – Здесь же стерильно!
– Загляните в отсек, на двери которого череп с костями и куча заградительных ленточек с надписями «Не входить» на разных языках. Там как минимум есть краска, ацетон и солидол. Думаю, есть там и прочее, к чему наш чистоплюй-инспектор брезговал прикасаться.
Антон удивлённо посмотрел на Клипса.
– Откуда такая осведомлённость?
Террорист постучал себя пальцем по носу.
– Фильтры в носоглотке. Установил после того, как мне выжгло слизистую. Теперь могу дышать практически любой атмосферой, плюс – определить её состав. Могу идти по следу не хуже ищейки. В магазинах испорченные продукты сразу чую. Ну и в общественных туалетах штука незаменимая.
– И куда же ты свой нос сунул, что тебя по нему так щёлкнули?
– На Марсонке назревала трагедия поистине глобальных социальных масштабов. Раньше планета отличалась повышенной сыростью, болотами и джунглями, что при заселении вызвало большие проблемы. Переселенцы страдали хронической простудой, постоянно чихали, однако на другую планету перебраться не могли. В конце концов это привело к тому, что поселенцы адаптировались к такой погоде не только физически, но и социально. Постоянное чихание, которые очень сильно мешало поселенцам при общении на стадиях заселения, в конце концов адаптировалось в новый язык. Да-да. Жители Марсонка общались чихами. – Клипс ухмыльнулся, что-то вспомнив. – Правда, из-за того, что чихание – процесс слабо контролируемый, самый распространённый чих у них значит: «Я ничего не сказал». Однако недавно из-за грозящей проблемы перенаселения возникла проблема с недостатком питания. Марсонкийцы обратились в одну из корпораций, занимающихся решением экологических проблем. И что сделали эти бестолочи? Они осушили болота, чтобы создать новые участки для посевов. Вот только они даже не задумались над тем, что, избавив жителей планеты от постоянной сырости, они избавили их и от хронической простуды. Жители перестали чихать! А другие способы вербального общения они просто забыли! Жители были вынуждены общаться исключительно письменно. Думаю, вы понимаете, насколько большой проблемой для марсонкийцев это стало. Руководство же корпорации, проводившей осушение, отказалось признать свою ошибку и за её исправление требовало огромную сумму. Тогда-то руководство планеты и вышло на меня. Проблема была в том, что возвращение сырости снова вернуло бы проблему отсутствия посевных земель. Так что мне пришлось зайти с другой стороны. Я вывел цветущее круглый год растение, пыльца которого вызывала аллергию у ста процентов жителей планеты. С какой же благодарностью они чихали, когда я покидал планету!
– А нос?
– Ну… Перед отлётом мне вручили огромный букет очень красивых, редких цветов. Я решил их понюхать… И сжёг себе слизистую. Запах был как у нашатырного спирта, только раз в сто мощнее. Из-за постоянного насморка у жителей планеты практически атрофировались органы обоняния, потому они и не подозревали, насколько вонючи эти самые цветы.
Антон вошёл в отсек, неся набитый рюкзак, и увидел, что Семёныч уже в полную силу взялся за работу. Помещение было увито толстыми мотками старой ржавой проволоки. Она занимала всю центральную часть отсека и упиралась в левую стену, куда и нужно было завернуть росток. Один край сейчас просто валялся на полу в ожидании появления корня.
– Думаете, оно полезет по проволоке? – спросил Антон.
– Наверняка, – ответил Семёныч. – Старая изоляция, ржавый металл.
– Я не люблю гречневую кашу. Просто на станции ничего другого не было.
– Ну так и адаптоиду перебирать особо нечего!
Прокофьев понимающе кивнул. Он некоторое время смотрел на проволоку под разными углами, потом отошёл к стенке, окинул взглядом всю панораму и спросил:
– ХРЕН ТЕБЕ?
Семёныч с гордостью оглядел своё творение. Громадную проволочную надпись.
– Нам же нужно его задержать, вот я и решил, что чем больше проволока будет извиваться, тем дольше растение по ней будет ползти.
Старшина задумчиво почесал щетину.
– Я, правда, более витиеватую фразу хотел изобразить, но проволоки не хватило.