Давно перейдя на одиночные, они держали оборону из последних сил. Боевики в городе были, их полно, та чушь, что город чист, плевка не стоит. Единственное, что было хорошо, – из гранатомета их было не достать, а минометов у махдистов не было…
Лютый держал оборону справа, в его поле зрения попадала часть улицы и соседние виллы с участками, отделенные заборами. В нечастых промежутках, когда не видел целей, он набивал магазины. Каждый из них имел по сто двадцать патронов в обоймах, неприкосновенный запас. Они давно уже перешли на него…
Один из боевиков попытался перебежать улицу, чтобы, прикрывшись забором, продвинуться ближе к дому. Лютый снял его двумя выстрелами: первый прошел правее, после второго боевик споткнулся и упал. Остальные даже не попытались его вытащить. Верят, что, кто погиб на джихаде, станет шахидом, и ему рай.
Какой шахид?! Какой рай!? Эти уроды вообще хоть представляют, как может выглядеть рай?! Они же в жизни ничего не видели.
– Доложить по боеприпасам! – раздался крик командира.
По боеприпасам. Ну… два полных еще есть, и один автомат кормит. Пока жить можно. Еще и пистолет – на самый, самый край.
– Семьдесят! – выкрикнул Лютый, когда пришла его очередь, но голос потонул в грохоте. Как будто землетрясение началось.
Здание дрогнуло под ними. Но не развалилось. Обернувшись, он увидел, что один угол обвалился, там дым…
Мать их… из безоткатки садят. Еще пара выстрелов – и здание просто рухнет!
– Противник…
И в этот момент появились вертолеты…
Там, где располагалось безоткатное орудие, через минуту не было ничего, только пыль и дым в проулке, куда оно откатилось для перезарядки. Ракета «Вихрь» с термобарической головной частью, пущенная с предельной двенадцатикилометровой дистанции, попала точно в цель.
– Дым. Давай дым!
Шашка с зеленым дымом запрыгала на посыпанной гильзами крыше.
Вертолет – спасательный «Сикорский-89», – не найдя посадочной площадки, был вынужден просто зависнуть над зданиями, сбросив вниз приспособление, среди авиаторов именуемое корзиной. Это что-то типа зонтика наоборот, предназначено для прохождения толстой кроны леса, поэтому низ заостренный и очень тяжелый, как у копья. Пробив крону, он раскрывается и может поднять на вертолет до полутонны груза или сбитого летчика со спасателями.
Чтобы убраться отсюда быстрее, с вертолета сбросили сразу две лестницы и эту самую корзину, в которую они погрузили завернутого в ковер раненого. Удивительно, но они остались относительно целы после такого безумного боя. Конечно, бронежилеты отработали на все сто, но одной защитой это не объяснить. Правильно говорят: неожиданная, заставшая противника врасплох атака дает меньше потерь, чем оборона.
Лестница дрожала под ногами. Рядом с ней хвостовой пулеметчик вел прикрывающий огонь, и гильзы летели вниз одна за одной, сыпались как град. Одна попала на кожу, но он и боли не почувствовал. С хвоста он забирался единственный, хвостовой пулеметчик протянул ему руку и втащил на аппарель. Потом – повернулся и показал кому-то известный еще со времен римлян знак победы – большой палец вверх.
Вертолет начал подниматься…
Неужели все?
Он поднялся и побрел в глубь вертолета. Там, над захваченным живым персом, колдовал врач, который всегда есть в экипаже спасательного вертолета.
– Ну, что? – спросил его командир группы. Он сохранял спокойствие, как будто не они только что прошли через сущий ад, не потеряли людей.
– Состояние тяжелое – ответил врач – пятьдесят на пятьдесят.
– Точка – два! – заорали из кабины.
Им надо было забрать еще одну группу.
– Он сможет говорить?
Врач сделал отрицательный жест.
– Не сегодня. Состояние очень тяжелое.
Командир группы достал из нагрудного кармана что-то вроде портсигара, стальное, блестящее, судя по чистоте обработки поверхностей, дорогая качественная штука. Достал шприц-тюбик с красным наконечником, протянул врачу.
– Вколите ему это…
– Это невозможно, – запротестовал врач, – он не выдержит допроса. Сердце не выдержит.
– Колите. Это приказ. Он владеет информацией по персидскому ядерному оружию.
Надо было знать Россию и русских, чтобы понять, что произойдет потом. Да, русская армия, как и любая армия, строилась на том, что приказ – это как глас Бога с неба и требует добуквенного исполнения. Но еще у русских была и честь. Это слово не было абстракцией, и русские офицеры говорили «честь имею» не просто так. Честь – нечто неосязаемое, но делающее русское офицерство единым целым. Кастой. Кланом. Русский офицер мог застрелиться от бесчестья или чтобы не выполнять бесчестный приказ. В североамериканской армии этого не было. В британской не было. В германской не было. А в русской было. И ничего, даже ядерные взрывы и гибель десятков тысяч людей, не могло это изменить.
А русский офицер – врач помимо чести был связан еще и клятвой Гиппократа. Которая тоже была не простыми словами.
И потому врач поднялся с колен, презрительно кривя губы.
– Если желаете, можете сами заняться допросом, господин офицер. Честь имею…
Командир группы выругался про себя. Он знал, что этого врача не заставишь даже под дулом пистолета, и, пытаясь, он только потеряет время.
И он сам присел на колени перед раненым.
– Это оно?
Командир группы поднес к глазам бинокль.
– Возможно… снижайтесь, посмотрим.
На дороге стояли три сгоревшие машины, точнее, остовы машин, то, что от них осталось. Еще одной не было видно – вместо нее только кратер, образовавшийся от прямого попадания ракеты.
– Снижаемся. Группе прикрытия, готовность. Звезда один, пошел на снижение, ориентир – колонна.
– Звезда два, вас понял, прикрываю.
«Сикорский-89», переоснащенный для спасательных операций, резко пошел на снижение. Прикрывавший его «В-80» описывал в воздухе большие круги, как овчарка возле пастушьего стада.
– Есть посадочная! Справа чисто! Слева чисто!
– Двадцать метров! Десять метров! Пять метров! Три метра! Касание!
Поднимая огромными лопастями облака пыли, вертолет жестко, на грани падения плюхнулся на разровненную бульдозерами строительную площадку, которая находилась совсем рядом с местом боя. Наверное, торговый центр строили: шахиншах в последние три года настроил их во множестве: ему донесли, что на базарах концентрируются недовольные и заражают недовольством других. Теперь неизвестно, когда построят. Примерно двести метров до расстрелянной колонны, но сегодня и здесь их можно идти целые сутки…
– Двинулись! Пошли, пошли, пошли!
